Елена Жаринова - Волчья Радуга

Катя взглянула на ладонь: порез еще кровил.

— Хорошо бы бинт… — сказала девушка, поморщившись.

Василий засуетился. Он перерыл оба рюкзака, нашел, наконец, аптечку и помог Кате забинтовать ладонь. Потом он протянул ей горячую миску с рисовой кашей, обильно посыпанной сахаром, и толстый ломоть рижского хлеба. Ни сладкий рис, ни хлеб с тмином Катя терпеть не могла. Но сейчас радушное угощение оказалось как нельзя кстати. Катя бодро зачерпывала кашу, пока ложка не застучала о дно, и слушала болтовню нового знакомого. Узнав, что Катя приехала в Камышино из Питера, Василий сообщил, что они с Иваном москвичи.

— Мы с Плюхой учились вместе в МИФИ, а теперь каждое лето ездим сюда добровольцами реставрировать церковь. Слышали, наверное, — Преображенская церковь.

— Очень красивая, — вежливо вставила Катя.

— Наша работа, — гордо заявил Василий. — Нас здесь называют паломниками. Народ здесь чудесный. И места чудесные. Как Плюха выражается, намоленные. А еще говорят — волшебные. Но это уж преувеличивают. С вами здесь никаких странностей не происходило?

Катя, едва не подавившись кашей, на всякий случай помотала головой. Собеседник кивнул.

— Значит, вы нормальный человек. Со мной тоже ничего. А вот Иван на днях рассказывал, будто было ему странное видение. Гулял он как-то вдоль речки, чуть ниже по течению, и вдруг в кустах бузины видит фигуру. Вроде бы человеческую, но только выше и очень темную. Он, естественно, перекрестился, и фигура пропала. Нет, не думайте, Катенька, — смутился Василий под скептическим Катиным взглядом, — мы не злоупотребляли. А у Ивана вообще постный день был. Хотя со мной вот тоже сегодня случилось чудо: я встретил на берегу русалку. Хочешь — верь, хочешь — нет.

Катя рассмеялась. С Василием она сразу почувствовала себя так, будто тоже училась с ним в одном институте, хотя он оказался старше ее на пять лет. Катя уже готова была рассказать Василию про волка и показать загадочный крестик, но тут скрипнула дверь, и но времянку зашел второй ее обитатель.

Иван оказался высок и худ, с благообразным лицом, обрамленным светло-русой бородой, и необычайно ясными голубыми глазами. Этакий князь Мышкин в исполнении Юрия Яковлева. Катя подумала, что ему, пожалуй, пошла бы иноческая ряса. Иван коротко и холодно кивнул Кате, тут же обратившись к приятелю:

— Василий, нас там ждут. Надо ступени померить.

— О, я вас задерживаю, — тактично засуетилась Катя. — Спасибо за гостеприимство, но меня тоже работа ждет. Мне вот только придется у вас плащик позаимствовать, чтобы дойти до дому.

— Я вас провожу, — Василий поднялся. — Лестница подождет. Правда, отец Иоанн?

— Не надоело хохмить? — буркнул Иван. Он явно привык к насмешкам из-за своих убеждений и не принимал их всерьез. — Лучше пригласил бы гостью подняться на колокольню. Оттуда сейчас потрясающий вид.

— Это мысль! — обрадовался Василий. — Пойдемте, Катенька, посмотрите на плоды наших трудов.

— Ой, да неудобно, — замялась Катя. — Я, если вы помните, не совсем одета. Уж точно не для посещения церкви.

— Ерунда. Тем более, мы не в саму церковь, мы на колокольню. Пойдете в плаще. Собирайтесь, мы ждем вас снаружи.

Отказываться было неудобно, да Кате и не хотелось так быстро расставаться с новыми знакомыми: она любила интересных людей. И Иван, похоже, сменил гнев на милость. Убедился, наверное, что она не ведьма.

Надо было, однако, привести себя в порядок. В углу Катя заметила осколок зеркала. Из него на девушку глянули посветлевшие зеленые глаза под распушившейся челкой, загорелые щеки, умытые дождем, и румяные от природы губы. Она пригладила волосы, запахнула поплотнее брезентовый плащ и вышла из времянки.

После холодного душа, выпавшего на Катину долю, она все мокрое воспринимала с кошачьей брезгливостью. Пробираясь к колокольне через кусты белой сирени, она даже руки спрятала под плащом. Правда, тогда нечем было подбирать длинные полы, на которые Катя все время боялась наступить. Потом была длинная винтовая лестница. На ней Катя все-таки споткнулась, неуместно чертыхнулась, поймала на себе укоризненный взгляд Ивана и испуганно зажала рот рукой. Но когда она, наконец, оказалась на площадке под самым куполом, выяснилось, что все эти испытания оказались не напрасны.

— Колоколов еще нет, — сказал Василий. — На них собирают пожертвования. Знаете, сколько находится спонсоров? Точнее, инвесторов: народ вкладывает деньги в отпущение грехов. А колокольню мы за три года подняли практически с нуля.

Но Катя его не слушала. У нее сердце защемило от красоты. Необъятный сияющий мир не умещался в глазах. Летние краски утроили свою яркость после дождя, и девушке показалось, что никогда она еще не видела такого зеленого леса, и синей реки, и голубого неба, и желтого песка на отмели. Купола чистым золотом отражались и воде. В стороне Камышино, над гороховым полем завис фиолетовый край тучи, уползающий за горизонт, и солнечные стрелы с жестокостью победителя пронзали ее рыхлое, медлительное тело. А сквозь тучу, сквозь небо, сквозь поле тянулась семицветная полоса. Катя запрыгала от восторга.

— Смотрите, смотрите, радуга! Ой, а вон вторая появилась.

— Где? Где? Я только одну вижу.

— И я одну.

— Да вон же, как вы не видите? — удивилась Катя. Чуть повыше. Она как бы отражается от первой.

— Сдаюсь, — сказал Василий. — Я вижу только одну радугу.

Иван с любопытством и даже с какой-то завистью посмотрел на Катю.

Верующие люди говорят, увидеть двойную раду — значит получить Божье благословение.

— Я тоже как — то раз видел. Тогда и решил окончательно, что должен посвятить себя Богу. Но сегодня двойную радугу показали, Катя, только вам одной. Что ж, в этих местах случается и не такое.

Василий закатил глаза.

— Плюха, только не надо опять про видения. Расскажи лучше легенду об этой церкви. Знаете, Катюша, это очень интересная история.

Иван с готовностью начал.

— Давным-давно, в начале девятнадцатого века, в Петербурге жил молодой граф — настоящий светский лев, красивый, удачливый и порочный. Все его ночи проходили в пьяных оргиях, в домах терпимости и опиумных притонах. Разные видения посещали его в наркотическом бреду, и все они были так же непристойны, как его жизнь. Но однажды ему привиделся ангел.

— Понимаете, Катенька, вот так просто и со вкусом: ангел, — вмешался Василий.

Иван возвел глаза кверху.

— Боже, пошли мне терпения. Так вот. Ангел окружил графа неземным светом. Блаженство, которое тот ощутил, было несравнимо с непостоянной радостью греха. Граф попытался схватить этот свет руками, но тот просочился сквозь пальцы, и ангел сказал: „Великий грешник! Этот свет окружает праведных мира сего и дарит им блаженство. Таким, как ты, никогда его не узнать“. „Зачем же ты показал мне его?“ — растерянно спросил граф. „Чтобы грешная жизнь показалась тебе невыносимой. Ты будешь чувствовать то же, что узник, который, сидя в темном колодце, видит над головой недоступное голубое небо“. Ангел исчез, а граф с того дня оставил свою распутную жизнь. Он уехал подальше от столицы, построил хижину на берегу реки и стал отшельником.