Лада Лузина - Меч и Крест

«Ура! Здорово!»

Она вышла на самый край сцены, под которой уже толпились танцующие пары, и потянулась к нему взглядом. Ее правая ступня подскочила вверх, прицеливаясь на прыжок в зал, — движение было таким резким и внезапным, что Даша покачнулась.

«Что это, судорога?» — не на шутку испугалась она, усилием воли возвращая взбунтовавшуюся конечность на место. Но только ее левая нога неуверенно коснулась пола, правая сама скакнула ввысь, согнувшись в колене, и от перепуга Даша с силой надавила ладонью на коленную чашечку.

Танцующие с сомнением покосились на нее.

— Видите, под эту песню ноги сами рвутся в пляс! — закричала она, отчаянно пытаясь обыграть непредвиденный жест. — Но мне нельзя, я должна развлекать вас. Танцуем! Танцуем!

И тут ее ноги окончательно взбесились. Они упрямо подпрыгивали по очереди, как будто внутри нее сломался какой-то механизм, и, морщась от боли, певица уже неприкрыто дубасила себя кулаком по коленкам. Со стороны казалось, что она, кривляясь и идиотничая, подпрыгивает на месте в дурацком комическом марше. Зрители смеялись. Балетные мальчики, выстроившись в шеренгу позади нее, дружно замаршировали, стараясь поддержать начальницу, с которой явно происходило что-то неладное.

— Видите, что с ними творится! — хрипло выдохнула Даша. Она уже задыхалась и не могла петь, и напрочь позабыла про рыжего кавалера, только из последних сил пытаясь сохранить лицо.

«Что со мной, Боже?»

— Эй, давай, танцуй с нами! — фамильярно распорядился какой-то расхристанный пьяный мужик и, неожиданно схватив Дашу за рукав, сдернул веселую певицу со сцены.

И в ту же секунду ей стало легче.

Она стояла в колышущейся толпе, настороженно прислушиваясь к себе, пытаясь понять: неужели сумасшествие отпустило ее?

— Думаешь, Рита до сих пор там стоит…

— На нее непохоже…

— Тогда чего не пришла… — вкрутились ей в уши чьи-то случайные реплики. Две девицы — ангелоподобная блондинка и безгрудая шатенка — безрадостно извивались в двух шагах от нее.

Расхристанный самонадеянно потянулся к Дашиной талии.

Но внезапно, словно осознав нечто невероятно важное, певица порывисто сунула в его потную ладонь клубный микрофон и со всех ног понеслась к выходу, чувствуя, как с каждым шагом боль отступает, отступает, отступает и на смену ей приходит уверенность, что она поступает единственно верно.

Выскочив на улицу, Чуб стремглав порысила к черному входу, где пасся ее преданный мопед.

«Скорей! Скорей! Скорей!» — сверкало в голове.

— Стой, — услышала она за спиной запыхавшийся мужской голос. — Стой, кому сказал! — Кто-то беспардонно оттолкнул ее в сторону. Это был Алекс — амбаловидный охранник их клуба и по совместительству любовник Заядлой. Немного отстав, парикмахерша уже подбегала к ним.

— Я же говорила, что она слинять попытается! — пропыхтела она.

Набычившись, Алекс встал между Дашей и ее «пони» и по-хозяйски положил руку на руль.

— Это больше не твоя игрушка, — тяжело сказал он. — Отдавай ключи.

— Пусти! — одержимо заорала Даша, бросаясь на него. — Мне нужно туда! Я опаздываю!

Алекс брезгливо отшвырнул ее одной рукой.

— Куда ты опаздываешь? — желчно засмеялась Заядлая. — Тебя уже отовсюду уволили. Директор только что сказал: можешь идти на хрен! Я всегда знала: рано или поздно ты доиграешься.

— Уйдите! — утробно зарычала Чуб.

В ее голову будто вылили чайник с бурлящим кипятком, и она с трудом осознавала реальность. Но из последних сил попыталась выловить там последнюю живую мысль:

— Срок был до праздника! Не соблазню Сани до шестого, машина ваша!

Алекс недовольно посмотрел на свою подружку.

— Че ж ты дергаешься, раз вы до шестого спорили? — процедил он весомо.

— Но она ж уволена, — попыталась возразить та. — Где мы ее потом искать будем?

— Без разницы, — парень нехотя убрал руку с руля и повернулся к Даше. — Спор есть спор. Катайся до послезавтра.

Истеричный телефонный звонок заставил Машину мать схватиться за тяжелую грудь и испуганно охнуть:

— О господи! Это…

Опередив ее, Владимир Сергеевич подхватил тревожную трубку.

— Да, еду! — сурово сказал он.

— Это Маша? Маша? — затряслась мама.

— Авария, — объяснил он свирепо. — На том же месте. Наши уже милицию вызвали. На Фрунзе опять море разливанное! Это ж, типа, злостное хулиганство. Только какой толк от ментов? — Сергеич уже впрыгнул в штаны и заправлял в них старую поношенную ковбойку. — Сама считай: пока воды натекло, пока жители аварийную вызвали. Этих диггеров уже и в помине нет. Если их не завалило, конечно. Тогда будем трупы разгребать… Нет, не понимаю я, — буркнул он недоуменно и зло, — че, им там медом намазано?

— А тебе, тебе чем намазано? — заголосила в ответ супруга. — Сейчас не твоя смена! Какого ж ты?! У нас дочь пропала! Как втемяшишь себе что-то в голову, на остальных начхать!

— Несознательный ты элемент, — недовольно усмехнулся Сергеич. — Я те трубы чуть не сутки чинил, а отродье всякое обратно пакостить будет? А Машка наша вернется, никуда не денется.

Пролетев два моста — пешеходный и мост Метро, — Даша подумала вдруг: «А куда я еду?» Но мысль эта была слабой и несущественной: она чувствовала, что стремительно приближается к своей безымянной цели.

И лишь, когда мопед, проскочив третий, романтический мост «влюбленных», который менее романтические горожане назвали «чертовым» мостом и мостом «самоубийц», взвился на Владимирскую горку и справа мелькнул Михайловский златоверхий монастырь, наездница поняла, что зачем-то возвращается на Андреевский спуск.

Она вырулила на перекресток Владимирской и Большой Житомирской и свернула во двор, на Пейзажную аллею, — излюбленное место всевозможных прогулок. Хозяева выгуливали здесь своих собак, мамаши — детей, а подростки — свои первые бутылки с пивом. Раньше Даша и сама не раз прохаживалась тут с друзьями, лениво прихлебывая малоалкогольное пойло и выискивая романтический уголок, где можно с шиком покурить с видом на Город.

К слову говоря, это было странное место, хотя привыкшие к нему киевляне вряд ли осознавали данный факт. Ну не дивно ли, что во дворе одной из центральных улиц, за огибавшим аллею невысоким каменным парапетом зияла дыра глубокого, поросшего деревьями яра, нимало не напоминавшего цивилизованный городской парк или сквер? С другой стороны яр надежно охраняли две овеянные дурной славой горы, и даже те немногие, кто спускался на его дно в солнечный день, чтобы дать порезвиться любимому псу или заняться скоропалительным сексом за густыми кустами, ни за что не отважились бы сунуться сюда ночью.