Лада Лузина - Меч и Крест

«Ой, лишенько, экзамен…» — спохватилась Маша.

Хотя, сугубо между нами, мой дорогой читатель, приходить на экзамен по истории вовремя Маше Ковалевой особой необходимости не было.

В отличие от других преподавателей, историчка Василиса Андреевна запускала студентов не скопом, а партиями — по пять голов, чтобы иметь возможность контролировать мыслительный процесс каждой во время подготовки к ответу. Она славилась тем, что списать на ее экзамене было практически невозможно, да и утруждать себя списыванием — бессмысленно. И те, которые, легкомысленно пропуская ее лекции, старались наверстать упущенное за счет книг, — заученных или перекатанных в шпоры, — могли рассчитывать в лучшем случае на «уд». Василиса Премудрая, именуемая также Васей, относилась к подвиду особо трудных педагогов, страдавших обилием оригинальных взглядов, расходящихся со всеми известными учебниками, и знанием немыслимого объема дополнительной, нигде не опубликованной информации. Васю боялись до истерики. И ее единственной «ахиллесовой пятой» была законная гордость. А студент, пойманный на подглядывании с полным конспектом ее лекций, вполне мог надеяться на «хор». «Во всяком случае, — любила говаривать она, — у тебя есть базис, к которому ты всегда можешь обратиться. Если не в башке, то хотя бы на бумаге».

Тем не менее, Маша Ковалева появилась у назначенной аудитории минута в минуту и, с облегчением скинув на пол плотно набитый библиотечными книгами рюкзак (Маша упрямо читала всю, даже категорически не рекомендованную Васей литературу), стала ждать чего-то ведомого ей одной и, похоже, не имеющего отношения к истории Украины. Во всяком случае, попытки затесаться в первую партию экзаменуемых Маша не предприняла.

Пять добровольных великомучеников скрылись за дверью. Мандраж ожидающих скакнул на десять градусов вверх, — гильотина была приведена в действие, и стоявшие в очереди на эшафот судорожно отсчитывали последние минуты перед казнью.

Девушка в короткой клетчатой юбке неожиданно больно ударила своего парня кулаком в плечо.

— Это все ты виноват! — чуть не со слезами сказала она. — Это из-за тебя я к экзамену не подготовилась. Мы же договорились, что будем всю ночь заниматься. А ты со своей любовью… Никогда подождать не можешь. Вечно нетерплячка! Если сегодня я из-за тебя экзамен не сдам, то…

— Я на тебе женюсь, — уверенно объявил нетерпеливый.

Клетчатая юбка притихла и потрясенно посмотрела на него. Тот серьезно кивнул в подтверждение нешуточности своих слов. А невольная свидетельница их хэппи-энда, скуксившись, подхватила за ручку свой рюкзак и грустно поплелась к окну в конце коридора.

Маша никогда не боялась экзаменов, и ей никто никогда не объяснялся в любви. В школе ее часто дразнили, в институте — просто не замечали в упор. Здесь она была лишь бесполым привидением, которое грустно смотрит на жизнь со стороны…

«Но именно так и должен смотреть на мир настоящий историк!» — великоразумно утешила себя она, дабы заглушить иное, крайне неразумное чувство, закопошившееся у нее под грудью при виде счастливой кульминации чужого романа.

На другом краю подоконника громко сходили с ума три неразлучные подружки их группы — Рита, Лида и Женя, — заядлые красавицы и тусовщицы. Рита даже мелькнула пару раз на страницах глянцевых журналов, повествующих о всевозможных модных мероприятиях, безгрудая Лида посещала школу моделей, Женя же была просто хорошенькой, как херувим, и столь же очаровательно шаловливой…

— Ох, чувствую, Василиса Премудрая меня уроет! — жалобно просипела Женя. — Я вчера и голову специально не мыла. Дурная примета — мыть голову перед экзаменом.

— Тут на грязной голове не проскочишь, — нервно оскалилась Лида. — Это тебе не Марковна. Та ставит «хорошо» каждой телке, которая выглядит как Леся Украинка в гробу. А наша Вася каждую дату спросит. Всю ночь, как дура, ее басни учила. Лешик мне свой конспект отксерил. Господи, и кому это сейчас надо! Кстати, — неожиданно взбодрилась она. — Вы знаете, какую он мне записку туда сунул? «Чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями, два сосца твои — как два козленка…» Он, оказывается, на меня дрочит с первого курса!

Женя в ответ коротко хохотнула, — от страха ее обычно безудержный смех примерз к губам.

— Что, опять ты? — даже не разозлилась на подругу Лида. — Вечно ты со своими розыгрышами дурными! Ну на хрена?!

— Помните, — подала величественный голос Рита. — Вечером отмечаем сдачу экзамена в клубе «О-е-ей»?

— Точнее, валим его и напиваемся с горя, — уже смирилась со своей участью Женя.

— Нужно парней захватить, чтобы выпивку нам оплатили. О-о-о… А вот и наш главный змий! Кстати, ты знаешь, что я узнала? — Лида вдруг жарко зашептала что-то в уши подругам, мгновенно оказавшимся у ее рта.

Что именно, Маша не расслышала, хотя очень хотела бы.

Она жадно взглянула на вновь прибывшего и тут же, боясь, что кто-то успел расшифровать ее нелегальный взгляд, опустила глаза и принялась с подчеркнутым интересом рассматривать свои ничем не примечательные пальцы с коротко остриженными ногтями и заусеницами.

Парень, послуживший причиной этого небольшого переполоха, шел по коридору самоуверенной походкой плейбоя, привыкшего, что его тело постоянно полируют десятки женских взглядов.

Он был красив, даже слишком красив для мужчины. И этот переизбыток красоты — капризные губы, гордый нос, черные волосы, собранные сзади в хвост, — невольно воспринимался окружающими как что-то порочное, перехлестывающее за пределы установленной нормы.

Три подружки автоматически выгнули спины, три пары грудей — первого, второго и третьего размеров — оказались направлены на него, как пистолеты. Три пары глаз впились в него, как гарпуны, и зазывно потащили к себе. До сих пор Мир, носивший симптоматичную фамилию Красавицкий, считался их общей коллективной собственностью, поскольку не отдавал предпочтение ни одной. Вальяжно улыбаясь, красавчик направился к их окну.

И тут случилось нечто невероятное и практически приравнивающееся к чуду — тому самому, о котором Маша мечтала каждую ночь, до бессонницы придумывая все новые и новые подробности.

Мимоходом махнув подругам рукой, Мир подошел к Маше и, облокотившись обеими руками на подоконник, навис над ней всем телом.

— Машенька, как дела? — промурчал он нежно.

Ее сердце истерично задубасило в грудь дебелым кулаком, так что от этого грохота заложило уши!

— Хорошо, — ответила она еле слышно, напряженно глядя ему в грудную клетку.

Боже, она была в его объятиях!!!

— А шпаргалочки у тебя есть? — ласково спросил Мир, аккуратно приподнимая пальцем ее подбородок.