Лада Лузина - Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 2

— А революция, Катя, это просто побочный эффект, — вздохнула Чуб.

— Революция — плата за вас и Новый матриархат. Вы знаете сами, если отменить революцию, Трех не будет — вы не родитесь.

— А Лиру, оставленную Персефоной в Царском саду, нашла Анна Ахматова, — решила пришпорить повествование Катя.

— И круто прославилась, — добавила Даша. — То есть теперь уже я вместо нее. Мои стихи разбудили женщин. И если б только стихи. Ахматова хоть голой не танцевала. Хоть за аборты не ратовала. Но Лира все равно осталась у Ахматовой, — впервые задумалась Чуб. — Интересно, что с ней было дальше?

— Могу удовлетворить твое любопытство, — прохладно сказала Катя, — благодаря тебе она оказалась в сумасшедшем доме. Вот только, — Дображанская перевела пристальный взгляд на Акнир, — Лиры у Ахматовой нет. Хоть судя по обширным дежавю, она несомненно была у нее в прошлой редакции.

— А позднее, в 30-х годах, — Акнир приняла Катин вызов на дуэль, ответив на ее пронзительный взгляд взором еще более остросверлящим, — Ахматова познакомилась с писателем Михаилом Булгаковым и передала Лиру ему. Тоже в прошлой редакций.

— Так он — писатель? — напряглась Катерина. — Он что-то написал? Про Понтия Пилата? Про злых и добрых людей… Я читала его?

— Когда-то мы все читали его. Все знали его имя.

— А почему мы перестали его знать? — поинтересовалась Чуб.

— Потому что он был любимым писателем вашей Маши, — объявила Акнир. Она встала с кресла и вышла на середину студийного кабинета. — Самым любимым… — повторила она. — Благодаря ему она стала первой из вас — благодаря бесконечной вере в описанный им ирреальный мир… Но поверив, что вам удалось отменить революцию, Маша поняла, что ее любимец ничего не напишет. Она сама изменила его судьбу. Изменила его обстоятельства… И тогда она отдала ему Лиру.

— Чтоб Лира помогла вскрыть его настоящую суть? Вместо обстоятельств, — поняла Даша. — Но где она взяла ее?

— Там, где ее закопала в юности Анна Ахматова — на Владимирской горке, — сказала Катя. — Маша выкопала ее еще в 1906 году, И тем самым по новой изменила будущее — свое, Ахматовой, Булгакова и наше с тобой. Ахматова не стала поэтессой. А он, видимо, так и не начал писать. Мы выросли, не зная писателя Михаила Булгакова.

— Но позвольте мне вернуться к моей внучатой прабабке, — Акнир приблизилась к Дображанской, присела на письменный стол, за коим восседала та. — Отпустив Лиру в мир, Персефона тоже вызвала ряд изменений. Цепь причинно-следственных связей, которые привели к революции.

— И из-за этого Катин Митя убил Столыпина. Только он его уже не убил. При чем тут теперь Лира? — озадачилась Чуб.

— Его убил другой обладатель Лиры, — объяснила ей Катя. — Не знаю почему, получив талисман, этот Булгаков бросил невесту, та решила покончить с собой. Этот инцидент спровоцировал смерть премьера. Переселившись сюда, мы изменили часть истории. Но это не изменило главного. Булгаков все равно получил Лиру — пусть раньше. Они с Ахматовой все равно познакомились. Украденные стихи все равно прозвучали. Столыпин умер. Революция произошла. Мы перелопатили все. Но изменили только нюансы. Будто человек и впрямь неспособен изменить замысел Божий.

— Я вижу, вы провели недурственное расследование, — посмурнела Акнир. — И слишком прониклись теорией Маши. Я не знаю, что замыслил ваш Бог. Я знаю лишь, что, желая осуществить пророчество о Трех, Персефона спровоцировала кровь Октябрьской и принесла в жертву 50 миллионов людей — только такой ценой вы могли появиться на свет. Она верила в предсказанье, верила — вы примирите Небо с Землей, зло исчезнет и мир станет совершенно прекрасен. Однако, осознав, какую кровавую цену она заплатила за вас и за ваше добро, она сломалась. И ушла. В монастырь.

— Зачем ты рассказала нам это? — спросила Катя.

— Чтоб вам было проще понять, почему 17 лет назад ваша Маша ушла в монастырь. Она не верит в перемирие Неба с Землей. Она поверила в вашего Бога. Уверовала, что, допустив революцию, он сделал добро. Хотя она и не знает, в чем тут добро — она ВЕРИТ. И наотрез отказывается отменять божий замысел. Но когда после октября 17-го года Киев превратится в горящую скотобойню, цена, которую она заплатила за свою веру, перестанет быть абстракцией, каждая смерть, которую она отказалась предотвратить, — станет ее виной. И она сломается. Люди неспособны принимать такие решения. Во всяком случае, с открытыми глазами. Маша уповает на свою слепую веру. Но, увы… Она — не слепа.

— Как она погибнет? — спросила Катя.

— Вы еще не поняли? Она покончит с собой. Вот почему единственный способ спасти ее — отменить революцию. Другого способа нет.

— Доказательства? — потребовала Катя.

— Держите, — Акнир протянула ей ключ. — Мой вам подарок. Ключ от всех времен. Лукьяновское кладбище. Любой день после июля 1919-го.

— И последний вопрос, — сказала Катя. — Что сталось с этим Булгаковым?

— Лира помогла осуществить его самую заветную мечту… Но ею оказалась не литература.

— Кем же он стал?

— Он станет врачом.

— Держу пари, он станет врачом!

Киевский Демон стоял за воротами собора святого Владимира. Он знал, Маша не сможет не прийти сюда. Сложив руки на груди, прислонившись к столбу, он ждал ее за оградой.

Семнадцать лет назад Стоящий по Левую руку дал младшей из Трех Киевиц подсказку, которую она так и не смогла разгадать.

Нынче его загадка показалась ей даже слишком простой.

«Быть может, вашу душу растопят цирковые развлечения?» — сказал он. Что ж тут неясного?

Когда пароход по имени «Киев» начнет бросать по волнам. Когда — как значится в «Белой гвардии» Михаила Булгакова — в здании женственного модернового цирка выберут «гетьмана» всея Украины … Когда вслед за гетманом придут петлюровцы, красные и кровь потечет из щелей всех домов, где будут пытать, убивать людей… Маша дрогнет. Растает.

Лжеотрок вошла во Владимирский собор, сделала шесть шагов от входа и оглянулась, чтобы взглянуть на почти забытую ею роспись над дверью — Архангел Михаил с весами в руках. Сейчас ей казалось, что грозный Архистратиг, хранитель вечного Города, взвешивает ее душу, решая, отправить Машу Ковалеву в рай или в ад?

Здесь, в недрах Владимирского собора, она не могла слышать Город, но звучавшие в ушах фразы из некогда самого любимого ее романа причиняли не меньшую боль:

«Ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…»

Маша развернулась на пятках и пошла в трансепт собора. Там, на высокой стене, шел вечный Суд Пилата. Настенная роспись художников Сведомского и Котарбинского «Христос перед Пилатом» отображала ту самую крытую колоннаду между двумя крыльями дворца.