Сергей Самаров - Козни колдуна Гунналуга

Выбирая десяток птиц, которых готовился отправить с таким важным для себя заданием, Гунналуг исходил из знания сил и характера каждой рукотворной птицы, потому что все они имели и характер разный, и способны были к разным заданиям. Когда он их делал, влияло все, начиная с его настроения, наличия свободного времени, погоды и характера тех людей, с которыми колдун общался в последние дни. Они накладывали на него свои энергетические поля, и это тоже входило в созданных птиц. Причем невозможно было заранее предусмотреть, что за птица получится, и потому приходилось изучать характер каждой отдельно. И он изучил. Сейчас требовались не просто разведчики, обладающие зорким взором и умением отличить важное от повседневного. Сейчас требовались отважные и сообразительные, даже хитрые птицы, способные внезапно появиться из темноты, без сомнений напасть и в дополнение ко всему унести то, что колдуну было необходимо. Следовательно, среди других, кто будет обеспечивать атаку, должны быть и чрезвычайно сильные птицы-носильщики. Две должны захватить и унести маленького уродца Извечу, а еще две ни в коем случае не должны упустить его мешок. И если Извечу, как более тяжелого и способного к какому-то сопротивлению, можно даже бросить, хотя лучше тоже не бросать, а доставить в башню, то мешок оставлять нельзя ни в коем случае.

— Без мешка этого уродца можете даже не возвращаться домой, — категорично сказал Гунналуг. — Без мешка я прикажу бросить вас всех в огонь…

Он сам знал, что не бросит, потому что гибель каждой птицы — это гибель частицы его, и ему всегда становилось на физическом и на ментальном уровне чрезвычайно больно, когда какая-то из его птиц или других созданий, что он сотворял по тому же самому принципу, гибла. И птицы знали, что он не бросит их в огонь, потому что если он, наградив их заговоренной каплей своей крови, читал их мысли, то они обладали теми же способностями по отношению к нему, и Гунналуг вообще мог не говорить вслух, когда давал птицам задание. Они читали все в его голове, вернее, даже не читали, они мыслили одновременно с ним, и точно так же, как он. Он был их мозгом. Потому и необходимости не было показывать, как выглядит Извеча. Достаточно было того, что сам Гунналуг его видел в огненном магическом треугольнике. Следовательно, в мозгу птиц этот образ тоже запечатлелся. И в этот раз, отправляя их не так и далеко, Гунналуг был уверен — несмотря на то, что попытка подпитаться энергией земли Туле и энергией неба, предназначенной для земли, не удалась, он сумеет контролировать весь полет стаи и подправить птиц, если что-то будет идти не так. Но обстоятельства могут сложиться по-разному. Ведь еще предстояло создать шторм и направить его с предельной точностью, чтобы он не задел маленького уродца Извечу, но навредил флотилии ярла Сигтюргга, а это потребует очень больших энергетических затрат. И потеря сил может оказаться значительной. Но тогда птицы сами должны выполнить его волю. Выполнить и прилететь с Извечей и с мешком или даже просто с одним мешком.

— Все… Отправляйтесь… Лететь будете быстро, без отдыха, на пределе сил…

И десять птиц сразу сорвались с площадки, вытянулись одной поперечной линией и мощными взмахами сильных крыльев начали набирать скорость…

Птицам нужна была некоторая фора во времени до того, как необходимо будет запустить шторм. И Гунналуг не поспешил со штормом. Пока время оставалось, он приказал позвать к себе кузнеца Торкеля. Этого кузнеца колдун когда-то спас от виселицы, уготованной ему старшим ярлом Дома Синего Ворона за убийство всей семьи соседа — отца с матерью и четверых детей. Просьбы Гунналуга хватило, чтобы виселицу заменили на проживание в Черной башне, при условии, что кузнец не будет покидать ее пределы. На первом этаже кузнецу была отведена комнатка, в которой помещалась и маленькая кузница с горном. И здесь же он постоянно жил, выходя только во внешние помещения или в тесный дворик при башне, но никогда за ворота, потому что старший ярл приказал своим людям убить кузнеца, если кто-то встретит его вне пределов владений чернолицего колдуна. А поскольку стража башни состояла из людей Дома Синего Ворона, кузнеца имел право убить даже стражник у ворот, если Торкель попробует выйти за порог. И так уже на протяжении многих лет.

Торкель был молчалив и мрачен видом, но это вполне устраивало Гунналуга. Главное, что свое дело он знал в совершенстве и мог справиться с любым заданием. Именно Торкель ковал клювы и когти для рукотворных воронов колдуна, затачивал и закаливал сталь до такой степени, что удар клюва ворона мог равняться удару копья воина. И клюв, как и когти на лапах, бывало, даже другую сталь пробивал.

Торкель явился по зову быстро.

— Посмотри… — Гунналуг достал из-за пазухи нож, замотанный в тряпку, и протянул кузнецу. — Что скажешь?

Тот рассматривал недолго. Постучал пальцем по лезвию, послушал звучание металла, потом пожал в недоумении плечами.

— Таким ножом можно только хлеб резать и рыбу чистить. Это не нож воина. Сталь почти без закалки. Специально не калили, чтобы легче точилось…

— Это не нож воина, — согласился Гунналуг. — Это нож женщины…

— Я и говорю: хлеб резать и рыбу чистить…

— Это меня не волнует. Мне нужен такой же… Точно такой… Чтобы невозможно было отличить… Сможешь сделать?

Торкель еще раз посмотрел на нож. Теперь уже рассмотрел рукоятку. Рукоятка была сделана из кусков бересты, плоскостью нанизанных на жало, склеенных обычным рыбьим клеем, а потом обточена под руку.

— Ничего сложного. Сталь у меня такая есть. Бересты пусть слуги нарежут и принесут. К утру сделаю… Никто не отличит. Тут вот царапина на лезвии. Сделать такую же?

— Обязательно сделай. Каждую царапину, каждую точку в рукоятке повтори. Чтобы хозяйка новый нож за свой признала.

Кузнец поклонился и вышел вместе с ножом.

И только после этого Гунналуг поднялся в свою рабочую комнату и заглянул в первый из магических огненных треугольников, которые до сих пор не затушил. Каждый из этих треугольников мог гореть около трех суток. И после этого осыпался на пол белым пеплом. Но если треугольник догорит сам, не будучи погашенным, он продолжает отнимать у своего создателя силы, затраченные на его возгорание. А те трое суток, что он горит, сил почти не отнимает. И потому, если была в этом необходимость, Гунналуг держал треугольники горящими до последнего момента и только в последний момент делал взмах рукой, чтобы затушить огонь и запечатать утечку силы.

Теперь треугольник уже точно показывал, что вся флотилия ярла Сигтюргга идет в тот самый фьорд, что выбрали себе для стоянки русы. Хотелось бы надеяться, что сражения не произойдет и юный конунг Ансгар сумеет договориться с ярлом Сигтюрггом о мирном соседстве. Только бы они не перемешались на одном берегу, иначе шторму будет трудно разобрать, кого следует уничтожать. Можно было бы, конечно, уничтожить только суда, но от этого пользы может оказаться мало, потому что флотилия в состоянии легко трансформироваться в пешую армию, как недавно произошло с людьми Торольфа Одноглазого, когда тот решил для пополнения своих сил пройти через всю Норвегию пешим ходом. И тогда через полтора дня стоит ждать появления ярла Сигтюргга под своими стенами. Естественно, не под стенами Черной башни. Сигтюргг, при всей своей бесшабашной, как про него говорили, храбрости, не настолько дурак, чтобы заставлять своих воинов дрожать от страха перед неведомой смертью. Сам ярл, если ему это нравится, может считать себя колдуном и не бояться другого колдуна, даже имеющего такую репутацию, как Гунналуг. Но воины его — это простые смертные, которые не боятся меча или копья противника, но ни за что не решатся выступить против колдовских чар. И потому войска двинутся прямиком к Дому Синего Ворона, плохо защищенному.