Оливер Боуден - Откровения

Но к своему изумлению, Эцио заметил, что все они пусты.

Но у Эцио не было времени обдумывать странности, потому что в дальнем конце комнаты, прямо напротив входа, на высоком подиуме он заметил огромный дубовый стол. Он был ярко освещен, хотя источника света не было видно, и Эцио отчетливо увидел высокую фигуру сидящего за столом человека.

Эцио ощутил что-то вроде благоговения, в душе сразу осознав, кто это. С трепетом в сердце он подошел к фигуре на расстояние вытянутой руки и опустился на колени.

Человек был мертв, и мертв уже довольно давно. Плащ и белые одежды истлели местами за прошедшие века. Но, даже оставаясь неподвижным, покойник излучал некую силу, которая никак не могла быть земной. Поклонившись ему, Эцио встал.

Он не посмел сдернуть капюшон, чтобы заглянуть покойнику в лицо, поэтому посмотрел на руки скелета, лежавшие на столе. Под правой ладонью лежал круглый камень. Он не был похож на ключи от дверей Архива – более тонкая работа – и был сделан, как показалось Эцио, из лучшего алебастра, который он когда-либо видел.

– Ни книг, – нарушил Эцио тишину, – Ни артефактов… Только ты, брат мой.

Он осторожно положил руку на лечо мертвеца. Они не были связаны кровным родством, но узы Братства связывали их сильнее, чем семейные.

– Покойся с миром, Альтаир.

Эцио посмотрел вниз – ему показалось, что он уловил какое-то движение краем глаза. Но ничего не было. Только камень на столе лежал уже рядом с рукой, и Эцио подумал, что ему, должно быть, просто показалось, что раньше рука лежала на нем. Игра света и тени. Только и всего.

Эцио инстинктивно знал, что делать. Он высек искру и зажег свечу стоявшую на столе, чтобы внимательно изучить камень. А потом взял его в руки.

Камень немедленно засветился.

Эцио поднес его ближе к лицу, и знакомое светящееся облако закружилось вокруг него и унесло с собой…

– Говоришь, Багдад разграбили?

– Да, отец. Монголы Хулагу-хана словно пожар пронеслись по городу. Никто не выжил. Он установил колесо повозки и заставил людей выстроиться вдоль него. Те, чья голова была выше ступицы колеса, он убил.

– Остались только дети и трусы?

– Да.

– Хулагу не глуп.

– Он разрушил город. Сжег все библиотеки. Разрушил учебные заведения. Убил всех ученых. Город никогда не видел такой резни.

– И я молюсь, чтобы никогда больше не увидел.

– Да будет так, отец.

– Я благодарю тебя, Дарим. Хорошо, что ты решил плыть в Александрию. Ты взял мои книги?

– Да, отец. Те, что не забрали братья Поло, я уже отправил на повозках в Латаку, где их погрузят на корабль.

Альтаир, сгорбившись, сидел напротив двери в огромную библиотеку. Теперь она была пуста, полностью вычищена. В руках Альтаир держал небольшую деревянную шкатулку. Дарим не спросил отца, что это, потому что и сам догадывался.

– Хорошо. Очень хорошо, – произнес Альтаир.

– Но есть кое-что очень важное, что я не понимаю, – сказал Дарим. – Зачем ты построил такую огромную библиотеку – на ее строительство ушли десятилетия – если ты не собирался хранить здесь книги?

Альтаир перебил сына взмахом руки.

– Дарим, тебе хорошо известно, что я пережил в свое время. Скоро я отправлюсь в путь, в котором мне уже ничего не понадобится. Но ты сам ответил на свой вопрос. Хулагу повторит здесь сделанное в Багдаде. Однажды мы вынудили их отступить, но они вернутся. И к этому времени Масиаф должен быть пуст.

Дарим заметил, что отец сильнее прижал к груди небольшую шкатулку, словно пытаясь ее защитить. Он посмотрел на Альтаира, такого хрупкого, словно он был сделан из пергамента, но твердого и сильного в душе.

– Я понял, – кивнул он. – Это не библиотека, а тайник.

Отец мрачно кивнул.

– Это должно оставаться тайной, Дарим. Для всех, кто будет жаждать сюда добраться. По крайней мере, до той поры, пока не придет время открыть его тайну.

– Какую тайну?

Альтаир улыбнулся и встал.

– Не обращай внимания. Иди, сын. Иди, заботься о семье и живи в мире.

Дарим обнял его.

– Всем хорошим во мне я обязан тебе, – сказал он.

Они отстранились друг от друга. Альтаир подошел к двери. Он напряг все свои силы, чтобы опустить рычаг. Тяжелая дверь из зеленого камня медленно начала подниматься.

Отец и сын безмолвно смотрели друг на друга. Дарим пытался сохранить самообладание, но, в конце концов, когда дверь окончательно закрылась, заживо похоронив его отца, не смог сдержать слез. Когда он снова обрел способность мыслить здраво, то обнаружил, что дверь практически не отличается по цвету от стен. Разве что дверь покрывали небольшие отверстия.

Глубокое горе охватило Дарима, когда он пошел к выходу.

Кем были те, кто пришел раньше , – думал Альтаир, медленно ступая по длинному коридору, ведущему в круглую комнату. Факелы на стенах загорались по мере его продвижения. Горючий газ шел по трубам, спрятанным в стенах, и загорался от кремня, автоматически высекавшего искру, когда Альтаир наступал на плитки пола. Мгновение они горели за его спиной, а потом гасли.

Что привело их сюда? Что заставило уйти? А эти артефакты? Это послания нам, инструменты, которые должны помочь? Или же мы сражаемся за мусор, объявляя священными реликвиями их сломанные игрушки?

Он шаркающей походкой пересек коридор, прижимая к себе коробку. Руки и ноги у него болели от усталости.

Наконец, он добрался до круглой комнаты и до своего стола. Он ощущал облегчение, какое ощущает тонущий в море, когда хватается за доску.

Альтаир сел, положив коробку на стол, в пределах досягаемости – ему не очень хотелось выпускать ее из рук. Потом ассасин вытащил бумагу, перо и чернила, обмакнул перо, но писать не стал. Вместо этого он подумал о том, что собирался написать – о тексте из его дневника.

Яблоко – это не просто хроника того, что было. Иногда в нем я вижу проблески того, что нас ждет. Такого не может быть!.. Может, это и не будущее, возможно, это просто подсказка? Как знать? Эти видения не выходят у меня из головы. Произойдут ли подобные события в будущем, или они – лишь то, что может случиться? Можем ли мы повлиять на исход? Смеем ли мы даже пытаться? А если это удастся, то не воплотим ли мы этим то, что видели? Я, как всегда, разрываюсь между действием и бездействием, не зная, что из двух может что-либо изменить. Да и могу ли я что-то изменить? Тем временем, я продолжаю вести этот дневник. И разве это – не попытка изменить или, наоборот, способствовать тому, что я увидел?..

Как это наивно – верить, что на каждый вопрос есть только один ответ, у каждой загадки только одна разгадка, что всем управляет только один божественный свет. Нам говорят, что этот свет несет любовь и истину, но я утверждаю, что он ослепляет нас, обрекая на прозябание в невежестве. Я мечтаю о том дне, когда люди отвернутся от невидимых чудовищ и снова примут более рациональную картину мира. Но, к сожалению, эти новые религии такие удобные и обещают такую страшную кару тем, кто их не принимает… Боюсь, что страх помешает нам раскрыть величайший обман в истории человечества…