Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

— Питаются, — кивнула Влада. — Имаго, конечно, питаются. А вот личинкам нужно в ком-то расти. И лучше не задерживаться в Белой Области, если не хочешь стать для них домом. Потому и спать там никак нельзя… Конечно же, это не смертельно, — Влада поучительно подняла палец. — Но неприятно.

— Правда все, значит… — покачал головой Кангасск.

И сразу не такой безопасной показалась временная стоянка, и дубы не такими славными: они словно сдвинули помрачневшие в ночи кроны над головами путников. В добавок, не спешили возвращаться с вечерней охоты чарги, рядом с которыми засыпать было бы куда спокойнее.

Уснуть Кан не мог долго. Погода стояла безветренная, ночь — тихая. Но дубы даже ночью роняли желуди, и те, простучав по всем листьям прежде чем покинуть крону и шлепнуться в траву, производили шума достаточно, чтобы бедняга Кангасск вздрогнул и открыл глаза. Так снова и снова, пока дубы не замолчали, точно по команде, на несколько минут прекратив ронять спелые желуди, и он не уснул наконец. Тогда очередной желудь, долго ждавший своего часа, шлепнулся прямо на него, звонко отскочив от макушки. Но сон Кана был к тому времени уже крепче цемента, замешанного на арене, и парень не проснулся, даже не пошевелился во сне…

…Утро было слишком раннее, чтобы просыпаться. Даже для путешественников, покидающих города на заре. Даже для поэтов и даже для сумасшедших художников, рисующих рассветы. Ну не в какие рамки не лезло это утро… как вообще кому-то в голову могло прийти просыпаться в такую рань! Небо едва потеплело на горизонте — там протянулась от края до края тонкая розовая полоса, выше которой небо казалось почти зеленым. Зеленый переходил в синий, и в самой вышине небесного купола царствовала ночь и горели звезды…

Кангасска будили чарги. Одна ласково, не выпуская когтей, трепала его за плечо, другая лизнула лицо шершавым языком… Владислава была давно на ногах и собирала вещи. Она дала Кану хлебнуть чего-то бодрящего из фляжки, так его с этого зелья сначала бросило в жар, потом начало знобить. И даже когда отправились в путь, Кангасск еще настолько не проснулся, что даже поесть не смог. Хлопая сонными глазами, в полузабытьи, он видел, как постепенно отступают зеленые краски, а вокруг сгущается что-то белое, а потом, кажется, заснул, уронив голову на холку чарги.

Доверчиво выпитое зелье дало в голову неожиданно: Кангасск проснулся, как от удара, и завертел головой, оглядываясь. Вокруг шелестел тихий снежно-белый лес. Видны были кроны деревьев, где оттенялся среди всеобщей белизны каждый листик, и каждый белый желудь блестел на солнце. Небо посерело, словно белое полотно, прикрытое тенью, а где-то за горизонтом, заслоненным белыми дубами, сияла ярко-белая рассветная полоса, и белоснежное светило, словно раскаленное до бела, неторопливо поднималось вверх. Кангасск оглянулся, надеясь еще раз посмотреть на оставленный позади зеленый мир, но не увидел его. Со всех сторон их с Владой окружала сияющая белизна, пока еще не поглотившая контуров вещей. По расчетам Кана, так далеко они еще не ушли, но, похоже, взглянув изнутри Белой Области, видишь все иначе: ведь даже небо посерело, и посерело не само собой. А если посмотреть на себя, то выглядишь ангелом в белых одеждах, даже кожа побелела им под цвет. И чарги враз лишились черных пятнышек на белых шкурах.

Сильфы, которых Кангасск ждал, затаив дыхание, не замедлили появиться. Вскоре их бледные полупрозрачные, как у медуз, тела замелькали меж деревьев. Они были бесшумны, эти твари, и пока не решались подлетать близко, но следовали неотступно: ждали удобного момента. И Кан пожалел о луке и стрелах, которые унесла шумная Фэрвида на перекатах в Горелой Области…

Прошло два часа — это было ясно по ярко-белому солнцу, поднявшемуся в небо, которое со временем становилось из серого нестерпимо белым, готовым слиться по тону со светилом, совершающим по нему круговорот. Еще час — и Кангасску начало казаться, что он слепнет: контуры сливались. Поначалу в бесформенные, шумящие на ветру кроны слились листья и желуди, а трава — в единый мохнатый ковер, где не различить уже было травинок. Дальше — больше… Некоторое время еще различались стволы деревьев, меж которыми мелькали, на доли секунды выделяясь из общего фона, терпеливые сильфы, потихоньку подбирающиеся все ближе и ближе. Последним, что удавалось ясно разглядеть, были собственные руки, да голова чарги (своей: Владину чарга да и сама Влада уже пропали из поля зрения), бегущей вперед с прижатыми, словно перед боем, ушами. Но настал час — и померкло все. Наступил мрак, и мрак был белый.

Только звуки никуда не делись и не собирались деваться. Осмелевшие сильфы подобрались совсем близко. Кан их уже слышал и чувствовал липкие прикосновения. В один прекрасный момент у него сдали нервы, и он в ужасе начал кричать и махать руками, которых не видел.

— Пошли, пошли вон!!! Уберите их от меня-а-а-а-а-а!!!

— Перестань орать и дергаться! С чарги свалишься, дурень! — прикрикнула на него невидимая Влада, и, что удивительно, Кан успокоился, стиснул зубы и зарылся лицом в шерсть на холке чарги.

Капюшон он натянул по самый подбородок, а руки сжал в кулаки и спрятал в рукава, чтобы мерзкие сильфы не добрались до него. Отставать они и не думали. Наоборот, слышно было, как их собирается все больше и больше. Они садились на одежду, облепляя Кангасска, и копошились, ища незащищенную кожу.

Чарг они поначалу донимали не меньше: те часто вздрагивали и клацали зубами, или останавливались чтобы смахнуть тех, кто уже впился, когтистой лапой. Но, сколь бы ни были бездумны сильфы, они твердо уяснили, что мохнатых существ трогать не стоит: те их видели и давали отпор. А вот двое всадников, слепых в белом мраке, предстали пред ними совсем беспомощными…

Кан тихо поскуливал и дрожал от страха и отвращения. Чарги бежали все быстрее. Возможно, понимали, что иначе людей им не спасти…

— Кан, поднимайся, — услышал он голос Влады.

И выпрямился, открывая глаза. Мир посерел! Боже, как показался мил сердцу серый цвет! И вечерние тени, очерчивавшие контуры каких-то пыльных руин вокруг!

Кангасск решительно постряхивал с себя оставшихся сильфов и порубил мечом тех, кто посмел вернуться. Влада, он заметил, со своей стороны сделала то же самое, только от нее досталось еще и тем, кто пытался убежать. Теперь эти твари держались на приличном расстоянии и снова выжидали, мелькая среди камней. Но уже можно было вздохнуть спокойно.

— Я чуть умом не тронулся, — охнул Кан.

— Да, слизняки мерзкие… — согласилась Влада спокойно.

Чарги, похоже, с этим согласились бы. Они тихо рычали и озирались по сторонам, прижав уши. Без сомнения, они устали за почти что день непрерывного бега, но темп не сбавляли, стремясь убраться из этого места подальше.