Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

А ведь слукавил ты, Кангасск, когда сказал, что пиратом его не представляешь: ведь все сходится, и ясно теперь, откуда идут суровая ирония да то и дело возникающий повелительный тон, который сын звезд потом ловко обращает в шутку… Время не заглаживает всех следов, никогда…

«На абордаж!!!» — кричит тот, на тридцать веков моложе. Тем же голосом, тем же тоном, только свободнее, даже не думая сдерживаться. И вот он уже рубит направо и налево — и люди падают, как трава.

Образ меняется. Видно, сражение давно утихло, команда Ориона празднует победу… и под общие крики пускает капитана захваченного корабля прогуляться по доске. И Орион, сын звезд, подталкивает не решающегося сделать шаг человека кончиком сабли. Хохот…

И — последний поворот сна. Тот же Орион, но притихший и посерьезневший, спасает девушку с затонувшего корабля. Он поднимает худенькое, безвольное тело одной рукой: она без сознания. В легкой ночной сорочке, кружева которой шевелит ветер.

Команда окружает своего капитана, жадно пялится на прекрасную пленницу, слышится довольное хихиканье, похожее на скрип старых палубных досок.

«Молчать! — сурово бросает им Орион. Он оборачивается — и взгляд его обещает смерти, как перед битвой. — Тот, кто тронет ее, или обидит, пусть даже словом, даже взглядом, пойдет на корм акулам. Я предупредил,» — говорит он с твердым, морозным спокойствием, от которого любого проберет жуть.

Низкорослый, широкоплечий, словно могучий вековой дуб, видавший многие ветра и бури. Нет, никто, никто не посмеет его ослушаться. Он обводит команду взглядом, и пираты опускают глаза…

Спящий Кангасск восхитился в тот момент. Как зло может быть прекрасно? Но Орион был прекрасен…

Что было дальше?.. Сны не идут так далеко…

…Мералли помнила небывалый шторм, жестокий и расчетливый, точно разумное существо, и спасительный обломок мачты, за который она уцепилась; и жажду, и палящее солнце следующего дня; и пронизывающий холод следующей ночи, но дальше этого… ничего… только собственное имя.

Она очнулась раньше, чем решилась открыть глаза. Ее разбудил липкий страх, чувство опасности и довольные смешки вокруг. Мералли боялась показать им, что проснулась. Боялась увидеть, где очутилась, и встретить то, что ее, несомненно, ждет… Но потом услышала голос, властно приказавший мерзкому смеху замолчать, — голос того, кто мягко и уверенно держал ее на руках… Когда она увидела Ориона, сына звезд, ее сердце вспыхнуло надеждой. «Ты прекрасен, — горячо прошептали пересохшие губы. — Прекрасен… хотя и не человек»…

…Не очень хорошо просыпаться после выпитого с непривычки эля. Так и чувствуешь, будто голову крепко набили мокрым песком и галькой, пока ты спал…

Кангасск сел на кровати, зажмурив глаза и усиленно массируя пальцами виски. Его тянуло спать; «песок» в голове противно перекатывался; а тяжелые веки ни в какую не поднимались. И еще: он не мог вспомнить, как оказался в этой комнате.

— На, выпей… — Орион сунул ему в руки глиняную кружку.

— Это что? — вяло спросил Кан.

— Кофе, с самого Юга, — отозвался сын звезд. — А головную боль я тебе сниму… — кажется, он беззвучно сотворил заклятье, потому что «песок» начал ощутимо таять, а сон — отступать прочь. — Пить тебе нельзя, Кангасск, так и знай!.. — укорил он. — Сходи на балкон, воздухом подыши, а я скоро вернусь…

Сквозь щелочки едва поднявшихся век Кан увидел только тяжелые моряцкие сапоги с отворотами, громко простучавшие к двери. Но кофе и заклятье сделали свое дело: не прошло и двух минут, как свежий и проснувшийся Кангасск стоял на балконе третьего этажа таверны, важно облокотившись на витые перила, и смотрел на корабли. Море все еще оставалось недвижимо; все белые, желтые, красные и узорчатые паруса печально повисли. Только отходил от причала перегруженный пассажирами убогий пароходик: ему отсутствие ветра нипочем… зато это еще вопрос, доберется ли он до Мирумира своим ходом…

Величественные димараны и тримараны, казалось, долгим взглядом провожали маленького наглеца. И соленая вода едва заметной рябью касалась их резиновых камер, крытых бронированными щитками, точно драконовой чешуей.

История появления многокамерных резиновых кораблей древна, как Омнис. Все началось с того, что одному из своих первых Учеников — то была южанка Леа Виварди — Хельга, Не Знающая Лжи, показала, как варить сок особых деревьев, так чтобы получалась резина, раскатывать ее в тугие листы и клеить из них камеры для лодки. Первая в истории человечества лодка была деревянной, но эта, вторая — резиновой, двухкамерной, и именно она положила начало эре кораблей. Было понятно, почему: чтобы затопить деревянное судно, достаточно одной пробоины, а чтобы отправить на дно резиновый корабль, придется выпустить воздух как минимум из трети камер, так что даже со вспоротым брюхом он дойдет до порта…

Росло число камер, но до некоторых пор корабли так и оставались огромными лодками. Чем больше, тем ненадежнее, неустойчивее. Пока другой Ученик Хельги — Иммер Нотимар — не построил первый димаран, просто положив дощатый пол между двумя нагруженными лодками…

Так корабли стали устойчивее, и теперь меньше камер требовалось, чтобы держать большое судно на плаву. Меж двумя маранами — «поплавками» из множества камер — строили палубу и трюм и ставили паруса.

Первые пираты появились чуть позже. Они облюбовали по свойствам подобный Горелой Области треугольник Ничейной Воды моря Чермасан, где отлично взрывается порох. Они поставили на свои корабли пушки и вооружились огнестрелками. И попадавшие под огонь димараны в одночасье показали свою слабость: стоило продырявить существенную часть камер одного «поплавка», как он становился слишком тяжел, тянул на дно, и судно переворачивалось. Корабли торговые и пассажирские обзавелись пушками, бензиновыми двигателями, которые работали только в этом треугольнике моря и порой помогали удрать от битвы, и навесили броневой щиток на каждую камеру, но даже все это вместе взятое не слишком помогало защититься от пиратов, которые быстро уравняли шансы.

Тогда капитан Нилиния Ролан — она никогда не была Учеником миродержцев — спроектировала новый вид кораблей — тримараны, где палуба и трюм покоились уже на трех «поплавках». Тримараны оказались устойчивее и выносливее своих предшественников, но сильно уступали в маневренности. Именно поэтому «опасные» димараны до сих пор в ходу…

Что касается пароходов — изобретения Оверона Надд, — то на них и те, и другие смотрят свысока. Тихоходные, постоянно ломающиеся посреди моря и просящие бускира у простых парусных судов. Большого будущего за ними никто не видит. Однако, случись штиль, опаздывающие на Юг или Север пассажиры забивают пароходы под завязку. И в итоге… частенько оказываются в нужном порту куда позже радостно оставленных позади судов… именно потому «пароходом» в любом порту дразнят человека, которых туго соображает, или просто неудачника.