Ольга Макарова - Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

…Лайнувер остановил Карна и спрыгнул в траву. На груди у него сиял горящий обсидиан, видимо, выбившийся на скаку из-под рубашки. Вряд ли угольно-красное сияние можно было назвать многообещающе добрым, но отряд ликованием встретил его. Обнять Лайнувера, потрепать и похлопать его по спине счел долгом каждый из девяти его товарищей. Общему примеру последовал и Ирин: в конце концов, рад он был тоже.

Таркил, хозяин «Приюта у Озера», спокойно протирал высокие стаканы, в которых здесь принято подавать светлые напитки, когда в общий зал ворвалась эта сохраняющая жизнь компания, откупившая вчера почти все комнаты. Известно, Сохраняющие Жизнь часто дают суровые задания своим юнцам, но даже то мастерство, с которым эти задания выполняются, еще не делает их взрослыми.

Вчера мальчишек (а рядом с Таркилом и Джуэл — мальчишка) было только девять. Сейчас они с криками и песнями несли на руках десятого… Черный плащ; кинжал у пояса — какая мечтательная девушка устоит перед таким мрачным красавцем!.. Да еще и этот камень — алый, как глаз разъяренного шлыка.

Молодые герои…

— Мы сегодня празднуем, хозяин!!! — со всей молодецкой удалью заорал один из старших. Орион (людей Таркил всегда хорошо запоминал).

— Вина и угощений! И музыки! — потребовал второй, Бала, черный островитянин.

— Гостей много будет? — добродушно осведомился хозяин, снисходительный к бесшабашной молодости.

— Нет, только мы, — уточнил мальчишка помладше. Коста. Хех… тихоня с мечом.

— Ничего подобного! — возмутился мелкий прохвост. Оазис. — Пусть все желающие приходят! За свой счет, конечно…

Тут Орион затянул веселую мирумирскую песню, имеющую, без сомнения, древние пиратские корни. Скорее всего, слова принадлежат Зиге-Зиге, в ту пору когда он был влюблен и богат…

Непонятно, почему эту песнь так любят припоминать все, вернувшиеся из трудного путешествия или совершившие большой и важный поступок. Поют ее и от большого отчаянья, тогда, когда совсем нет надежды. Казалось бы, и о любви, и пират в ней изменяет своему пиратскому духу, и клад не такой, как положено… А вот надо ж! Стало быть, все дело в энергии, которую эта песня заключила в себя, будучи написанной, и сохранила на три тысячи лет. Этот свет не тускнеет со временем. Эта песня подобна заклинанию, вызывающему теплый Южный Лихт…

Губы Таркила тронула грустная улыбка. Слушая молодые веселые голоса, он вспомнил собственную молодость, когда и сам от души орал, радуясь победам, и, потерпев поражение, злился так, что готов был сокрушить весь несправедливый мир до самых основ. И вот — все ушло куда-то, все искреннее счастье и горе. Осталась лишь грусть по ним…

…О, у этих ребят будет праздник. Такой, что запомнится навсегда и им, и всему городку.

Происшествие с ассассинами ничуть не устрашило Сумаха, как должно было бы устрашить любого здравомыслящего человека, заставив его быть осторожнее, осмотрительнее и не путешествовать по глухим дорогам хотя бы некоторое время. У иного и вовсе развилась бы мания преследования.

Сумах остался спокоен. Осторожничать он не стал. Даже вояк взял с собой десять: столько же, сколько было с ним по дороге в Таммар. Должно быть, судьба воздала должное его молчаливой храбрости или отступила перед его равнодушием к смерти — как бы там ни было, а в Татиан он добрался без происшествий. И застал город в праздничном настроении.

«Приют у Озера» пестрел разноцветными лентами, отражал свежевымытыми окнами закат и весь гудел изнутри. Конечно, по меркам Мирумира, Аджайена или Торгора все это сошло бы в лучшем случае за скромное семейное торжество, но здесь, на краю Дикой Ничейной Земли это большое событие, ибо здесь вообще редки праздники; чего еще ожидать, когда выбор встает обычно такой: повеселиться на свободные десять монет или покрыть меч серебряным напылением, что заставит еще пару видов детей тьмы держаться подальше от тебя и твоего дома?.. Так что тут даже думать не надо — музыку сейчас заказывает кто-то из приезжих… Вот у того парня, Ориона, явно водились золотые монеты в кармане. И, судя по переполоху, царящему в Кириаке, и жутким слухам, передаваемым там из уст в уста, камешек свой он нашел. И отобрал. Вот и повод для радости.

— Ну что, народ, — лучезарно улыбнувшись, Сумах обвел взглядом своих спутников, — заглянем на вечеринку?..

Послышался одобрительный гул.

Сумах спешился и отпустил чаргу. Остальные последовали его примеру.

Таркил подошел к организации праздника со знанием дела: играла музыка; столы были сдвинуты к стенам, чтобы освободить место для танцев; а с кухни доносились вкуснейшие запахи. Самый разгар веселья намечался на вечер.

Народ уже собрался. Большинство пришедших окружили виновников торжества и раз за разом просили Ориона спеть то одну, то другую морскую песню, из тех, что так обычны в Мирумире и Аджайене и так удивительный здесь, на берегу тихого озера. Пел парень душевно; Сумах даже заслушался. К слову сказать, на белокожего незнакомца в огромных очках и десяток его спутников, сплошь покрытых боевыми шрамами, мгновенно переключилась добрая треть внимания. Не заметили их только Орион и остальные амбасиаты, так как они беспечно сидели к двери спиной. Воину такое простительно, только если он действительно амбасиат: перерожденная магия обостряет чувствительность. Неси Сумах хоть малейшую угрозу, все десять юнцов тут же обернулись бы и схватились за мечи.

Стоит заметить, что элемент внезапности сорвался у шлыководов тогда по одной единственной причине… Да, у Сумаха тоже изрядно амбассы плескалось в чаше. И почувствовал он именно угрозу. А харуспексы, из которых были сделаны стекла для его очков, всего лишь сдвинули предчувствие на более раннее время, что дало возможность лучше организовать оборону.