Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм демонов

Дубов не договорил, так как в паб вернулся Серапионыч. Кивнув Рыжему, как будто тот был его давним знакомым, доктор присел за столик.

— Владлен Серапионыч, — тут же обратился к нему Дубов, — умеете ли вы выводить людей из длительного запоя?

— Ну, вообще-то умею, — откликнулся доктор, привычно подливая в остывший чай из скляночки. И, пристально глянув на Рыжего, добавил: — А вы, милейший, не особливо похожи на запойного…

— Нет-нет, — смутился Рыжий, — речь не обо мне.

— Доктор, согласны ли вы отправиться в параллельную действительность и излечить от пьянства царя Дормидонта? — тут же взял быка за рога Василий.

Даже Рыжий от такой стремительности слегка опешил. Серапионыч же почти не удивился:

— Я, правда, не совсем понял, о чем речь, но раз уж вы, Василий Николаич, предлагаете, то я со всем моим удовольствием.

— Вот и чудесненько, — в предвкушении головокружительного расследования потер руки Василий. — Тогда не будем терять времени. До заката еще далеко, собраться мы успеем. Я скажу Александру Иванычу, чтобы заводил свой «Джип»…

— Нет-нет, «Джипа» не надо, — перебил заметно повеселевший Рыжий, — за городищем нас будет ждать карета.

— Прекрасно, — обрадовался Дубов, — тогда я иду к майору, а вы, господин Рыжий, введите доктора в курс дела. Встретимся ближе к вечеру на городище.

Говоря об умении выводить людей из запоя, доктор отнюдь не кривил душой — он уже имел некоторую практику в этой области. Одна весьма поучительная история из этой практики произошла лет десять назад.

Шло обычное ночное дежурство в морге. Владлен Серапионыч, крайне щепетильный в отношении порядка на рабочем месте, к полуночи перемыл все пробирки и инструменты и уже заваривал чаек, когда в покойницкой раздался жуткий вопль. Серапионыч любовно обернул чайничек полотенцем и пошел посмотреть — кому это из усопших там неймется. На одном из столов сидел мужик, зябко кутаясь в застиранную простыню. Он поводил по сторонам безумным взглядом и бормотал что-то себе под нос.

— В чем дело? — участливо осведомился Серапионыч.

— Г-г-где я? — спросил мужик.

— В морге, батенька, в морге, — улыбнулся доктор. — Как вас, кстати, зовут?

— Георгий, — ошеломленно проговорил мужик. — А что?

— Да понимаете ли, друг мой Георгий, — протирая платочком пенсне, отвечал Серапионыч, — вы у нас числитесь как «безымянный труп мужского пола». А это непорядок. Теперь же я с чистым сердцем напишу на вашей бирке: «Труп товарища Георгия».

Товарищ Георгий затравленно посмотрел на картонную бирку, привязанную к большому пальцу левой ноги.

— Но я же не труп? — неуверенно проговорил он.

— Труп, труп, — заулыбался Серапионыч. — Поверьте моему опыту, голубчик: вы самый что ни на есть первостатейный труп. — Серапионыч подсел к Георгию на стол. — Я, знаете ли, уже столько покойничков повидал на своем веку. И такие презабавные мне попадались.

— Но я ж вроде… — пробормотал Георгий.

— Ну, в конце концов, если хотите, — развел руками доктор, — я могу вам заключение о смерти показать. Но это, конечно, все бумажки. Неужели вы, батенька, сами-то не помните, как вы умерли?

— Не-а, — помотал головой мужик.

— Ну как же так, — всплеснул руками Серапионыч, — ведь такое событие лишь раз в жизни бывает. И не запомнить…

— Да я только припоминаю, — неуверенно проговорил Георгий, — с Гриней мы пили возле «трубы»…

— Что пили? — деловито осведомился доктор.

— «Рояль».

— Значит, плохо очищенный спирт с высоким содержанием ацетона и эфира. — Серапионыч печально развел руками. — Вы, товарищ Георгий, умерли вследствие отравления. Увы.

— Но я помню, что мы еще с Гриней подрались.

— А, ну это кардинально меняет дело, — поправил пенсне доктор. — Стало быть, вы скончались от травм. Правда, на фоне обширного отравления.

— А еще я припоминаю, доктор, что потом заснул под забором…

— Ах, даже так, — покачал головой Серапионыч, — а ночью были заморозки. Значит, вы умерли от общего переохлаждения организма. На фоне побоев и отравления. Так что немудрено…

Товарищ Георгий внезапно схватился за голову, украшенную синяками, и завыл, как волк, попавший в капкан.

— Значит, я околел, — подвывал он, — как пес под забором. Побитый и никому не нужный. Просрал я свою жизнь, ой, просрал.

— Ну что ж тут поделаешь, — Серапионыч участливо поправил простынку на Георгии, — как жил, так, значится, и помер.

А покойник зарыдал. По его небритому лицу катились крупные слезы, размывая грязь. Однако сразу после этого происшествия Георгий бросил пить, и его жизнь резко изменилась. Сейчас он — крупный бизнесмен, отец семейства и спонсор молодежного театра. И до сих пор он с благодарностью вспоминает доктора Серапионыча с его сеансом «антиалкогольной психотерапии», вернувшей его к жизни в самом прямом смысле.

Рыжий, Дубов, Селезень и Серапионыч сидели в одной из археологических ям Горохового городища и, наблюдая, как солнце торжественно плюхается в болото, вели неспешную беседу. Майор при этом старательно разбирал и прочищал детали пулемета «Дегтярев», который решил взять с собой в огромном саквояже. О том, что он вез в не менее солидном рюкзаке, можно было только догадываться. Серапионыч прихватил с собой лишь чемоданчик с лекарствами и самым необходимым медицинским инструментом, а Василий был и вовсе налегке: свой основной багаж, то есть следственный опыт и дедуктивный метод, он держал под черепной коробкой, а вспомогательный, то есть некоторые сведения текущего и справочного характера — в блокноте.

Используя вынужденный простой, Рыжий знакомил своих собеседников со сложной ситуацией, сложившейся в Кислоярском царстве:

— Положение усугубляется еще и тем, что мы не знаем, какие средства мог взять на вооружение князь Григорий. И если они действительно безграничны, как полагают некоторые наши военные эксперты, то я просто не представляю, что теперь делать…

— Не надо паники, — хладнокровно отвечал майор Селезень. — Главное — уверенность в своих силах. А то утром проснешься, а голова в тумбочке. — При этих словах майор захохотал так, что с низенького куста, росшего между камней, сорвалась стайка каких-то мелких пташек. — Для начала совершу инспекционную поездку на границу, — как ни в чем не бывало продолжал Селезень, — а уже тогда решим, что делать: героически сопротивляться или сдаваться на милость победителя. Но лично я считаю, что сопротивляться надобно в любом случае…

Почувствовав, что майор всерьез собирается излагать собственную военную доктрину, Дубов поспешно спросил:

— Господин Рыжий, а как насчет этой, как ее, Новой Мангазеи? Что там вообще происходит?