Марк Даниэль Лахлан - Хранитель волков

Кровь застилала все чувства Вали. Он как будто раскачивался на качелях над Адислой, взлетая и опускаясь, пытаясь побороть неукротимое желание, порожденное ее беспомощностью.

Снизу раздался крик. Лиейболммаи пытался выбраться из ямы, но с одной действующей рукой это было просто невозможно, и шаман сорвался. Волк придвинулся к Адисле. Она ощутила на лице его дыхание, зубы зверя коснулись ее шеи. Но Вали, который все еще жил где-то внутри волка, приказал телу зверя остановиться. Он отшвырнул в сторону Фейлега и кинулся в яму за шаманом. Покатился вниз, ударился о каменный пол.

«Я заблудился, — сказал Вали, но не в волчьем рыке, а мысленно, — и мне не найти пути назад».

Лиейболммаи удирал в темноте, спасаясь от того существа, которое сам призвал. Он знал, что проиграл богине, и ему было ясно, в чем теперь его долг.

— Заприте нас! — прокричал он. — Завалите камнем!

Фейлег, стоя рядом с отверстием в полу пещеры, взялся за плоский камень, но не смог его сдвинуть. Адисла поднялась, пошатнулась, выпрямилась и тоже навалилась на камень. Один ноаиди кинулся им на помощь. Вместе они прокатили камень вдоль стены и придвинули к яме в полу.

Адисла упала на четвереньки на краю ямы. Она поглядела вниз и увидела пару зеленых глаз, в которых отражался свет восходящего солнца. Рокочущий рык эхом отразился от стен шахты.

«Забудь меня», — прозвучало в нем.

И Фейлег уронил каменную плиту на яму.

Ни грохота бубнов, ни пения. Уцелевшие ноаиди оцепенели, обмякли, сидя на голых камнях, как будто все еще пребывали в трансе. Уже собирались птицы, в основном, вороны, спускались с небес, и в их карканье явственно слышался восторг.

Шаманы помогли Фейлегу навалить на каменную плиту побольше камней, чтобы зверь наверняка не смог выбраться. Адисла беспомощно озиралась — теперь, после того как потрясение прошло, нога нестерпимо болела. Когда к ней подошел один из шаманов, Фейлег оскалился на него, но у ноаиди был в руке маленький мешочек, и он жестом велел волкодлаку успокоиться. Фейлег позволил шаману вынуть стрелу и перевязать рану. Когда стрелу извлекали, Адисла не проронила ни звука, просто сидела с отрешенным видом на скале. Ноаиди поднес к ее губам чашку воды, дал ей оленины с лепешкой, а Фейлег все носил и носил камни.

До его ушей доносились крики из подземелья. Он не знал, как долго еще чудовище захочет оставаться в яме. У волка имелся запас пищи — шаман. Вырастет ли зверь еще больше, если подкрепится? Прибавится ли у него сил, чтобы выбраться из шахты? Неважно. Они к тому времени будут уже далеко.

Когда на завал уже было невозможно положить ни одного камня, Фейлег сел рядом с Адислой и обнял ее. Она обняла его в ответ, но не так душевно, как ему бы хотелось. Она была благодарна ему, рада, что оба они живы, но она его не любила. Фейлег слышал, о чем Адисла говорила Вали, и знал, что она готова умереть за своего князя. Слезы невольно наворачивались Адисле на глаза. Фейлег погладил ее по голове. Он поклялся убить Вали, потому что молодой князь захватил его в плен и лишил вольной волчьей жизни. Но с того мига в пещере, когда Фейлег понял, что значит любить и ощущать ответную любовь, волкодлак стал считать Вали своим спасителем.

— Мы его освободим.

— Как?

— Я уже говорил тебе, что в горах у меня много сокровищ, и я говорил чистую правду. Я все отдам ведьмам, сдамся на их милость и попрошу спасти князя.

— А потом?

— Я волк, — ответил он. — С меня довольно сегодняшнего дня и вчерашнего. Я умру или буду жить. Я отправлюсь в холмы или нет. Я буду существовать или нет.

Адисла вспомнила, как Вали смотрел на нее из ямы. В тех странных зеленых глазах еще оставалось что-то человеческое. И она восхищалась им и любила его даже больше, думая о том, какой он храбрый. Ведь он позволил им себя запереть. Он, в отличие от нее, не боялся смерти. Но в следующий миг Адисла взглянула на Фейлега, так похожего на Вали внешне и с совершенно иной душой. Иногда ей казалось, что боги ответили на ее молитвы, послали ей простолюдина в облике Вали, человека, за которого она могла бы выйти замуж, даже полюбить его.

— Я пойду с тобой, — сказала Адисла.

— Не стоит. Ведьмы не всегда добры.

— Но все-таки добрее судьбы? — уточнила Адисла.

Она смотрела на него, сжимая его руку.

— Это очень опасно, — сказал Фейлег.

— Фейлег, я пойду с тобой, потому что ты пришел сюда за мной, ты спас меня. Я считаю тебя лучшим из людей. Я пойду с тобой, потому что хочу вернуть моего Вали, но есть и еще одна, самая главная причина, по которой я пойду с тобой. У меня больше нет дома, куда можно возвратиться. Моя мать умерла ужасной смертью, и я не смогу вернуться в то место и не вспоминать об этом. Если я не могу быть с Вали, я буду с тобой. А если я не смогу быть с тобой, моя жизнь кончена.

Теперь Фейлег знал, что сможет обрести то, чего так сильно желает, если князь погибнет в яме. Все, что ему нужно, — принести побольше камней, может быть, даже уговорить шаманов привезти на лодках с материка большие валуны, чтобы чудовище наверняка не смогло выйти и погибло от голода.

Адисла смотрела на гору камней, завалившую вход в яму, и ее лицо блестело от слез.

— Идем, — сказал Фейлег. — Нам пора отправляться к ведьмам.

Велес Либор пребывал в дурном настроении. Он не сдержал слова, данного конунгу Хеммингу, что сумеет избавить его от юного князя и в то же время поможет стать немного богаче. Побег был разыгран — главным образом, для народа, — безупречно, однако купец никак не мог предвидеть нападения морских разбойников. Хемминг придет в ярость, если Велес вернется без денег, вырученных за Вали, он решит, что купец попросту присвоил их. А если конунг придет в ярость, то те трудности, которые они преодолевают сейчас, покажутся купцу пустяками.

Велес поразился тому, как быстро они потеряли Вали в тумане. Не успели они перерезать веревку, как он уже исчез, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

— Я бы на твоем месте просто дал деру от этого конунга, — сказал Бодвар Бьярки. — Ты можешь найти убежище на востоке, и он никогда больше о тебе не услышит.

— И никто другой тоже. Купец, которому не покровительствует князь, — пустое место, — заявил Велес. — Кроме того, одно его имя приносило мне десять монет из каждой сотни.

«Берсеркер неуправляем», — подумал купец. Команда взбунтовалась бы, если бы воины не были так измотаны и ослаблены той битвой, да еще и припасы подходили к концу. Из-за поведения Велеса во время сражения викинги преисполнились презрения к нему и теперь величали не иначе как «бочонком», «бочколюбом», «бочколазом» и награждали другими, еще более непристойными прозвищами, какие только могли придумать.