О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

— Я попробую. Лучше бы по карте…

— Ты и карты читать умеешь? Наличествуют, конечно! Вот карта.

Лин сначала спас ковер от когтей развеселившегося Гвоздика, намял ему уши, пристыдил, приструнил… К счастью, брат нисколько не сердится… Потом уже присел к столу, изучать карту.

— Думаю, вот сюда, к излучинам. — Лин вопросительно взглянул на старшего брата, но тот был непроницаем.

— Почему, позволю себе полюбопытствовать?

— Здесь предгорье, полно водопадов, если верить карте. Рыба должна идти на нерест, и там, на порогах, она должна скапливаться. Стало быть, именно там медведь жирует на рыбе… Я что-то не так сказал?

— Так, так. Ох, и смышленый у меня младший брат! Именно так! Там, где Кривая и Бирюзовая почти сходятся, там у нас самое медвежье место! Прямо в точку! Керг! Коней! Свору не брать, сами поохотимся! Луки, рогатины, вот это вот чудище — и довольно будет снаряжения. Ну, мечи с секирами и ножами — это само собой… При удаче — там же и пообедаем по-походному.

Чем дальше они продвигались к намеченному месту, тем явственнее ощущалось присутствие в округе медведей. Вся охотничья ватага состояла из братьев Та-Микол, двух слуг — Керга и другого, при Лине… Лин никак не мог запомнить его имени… Ропс его зовут, молодой парень по имени Ропс… Пятым — безымянный посыльный, на всякий случай. Конечно же, впереди — главный на всем белом свете охотник Гвоздик, мирные лошади не в счет… И десяток охранников. А большая охрана и не нужна, в центре родовых-то владений, вдали от границ… След!

— Свежие следы, вон, от дерьма чуть ли не парок идет. Что скажешь, брат? — Дамори Та-Микол опять обратился с вопросом к младшему брату, Лин конечно же, волновался, понимал, что его испытывают… Лин спрыгнул с седла и пошел по цепочке следов, четко отпечатавшихся в приречной глине.

— Гвоздик, кыш! Убери морду. Сейчас тебя в замок отошлю, одного, без присмотра! Зайцы нападут и съедят. — Но Гвоздик не испугался зайцев, никто его не прогонит на самом-то любопытном месте. Просто надо притвориться вдумчивым и тихим.

— Ну, что?

Лин вновь поднялся в седло и подъехал поближе к брату.

— Это молодой медведь, самец, шести локтей росту примерно, здоровый для лесного, однако явно, что не горный. Согласно карте, скоро мы прибудем на место и его увидим. Может, и не только его.

— Хм… Почему молодой? При таком-то росте?

— Лапы, когти — все четкое, без шрамов, побитостей, когти не тупые, сами следы не столь глубокие, как могли быть. Стало быть, не стар, не тяжел. И мех темнее, чем у горного.

— Так может, это нестарая крупная медведица?

— При таком росте — это была бы взрослая матерая медведица. А лапы, как я говорил, все четыре без побитостей и шрамов, а маленьких медвежонковых лап вокруг не видать, хотя должны бы быть, при этакой стати у самки…

Дамори Та-Микол поморщился непонятным образом и продолжил вопросы:

— А рост ты как вымерял?

— Измерил поперек отпечаток передней лапы — он чуть больше полутора пядей, сиречь половина локтя с краешком. Мысленно уложил ее дюжину раз на одну линию…

Старший брат перестал морщиться и расхохотался:

— Нет, ну это же надо! Еще чуток, и я тебе завидовать начну! Все истинно. Скоро мы воочию увидим этого молодого крупного самца. Ну, что — видите, какой у меня брат???

Слуги, повинуясь знаку молодого князя, уткнулись улыбающимися лицами в гривы, поклонились Лину: да, юноша еще очень молод — но уже отнюдь не сосунок, по повадкам виден истинный охотник и воин…

Потом был привал после успешной охоты, обильный обед, с умеренным весельем, но почти без вина. После обеда Дамори Та-Микол приказал шести воинам охраны отвезти разделанную медвежью тушу в замок, всех остальных сопровождающих и слуг отсадил ко второму костру, нарочно для этой цели разведенному, а сам, вместе с Лином и его верным Гвоздиком, остался у первого…

— Знаешь, братишка, я ведь тоже, как и родители, впервые так счастлив за последние годы. Теперь у меня есть брат, и многое, многое в моей жизни пойдет иначе, в лучшую сторону…

Дамори Та-Микол раскрыл перед Лином душу, и Лин в очередной раз поразился, насколько люди в этом мире бывают открыты и доверчивы, почти как Мотона. Ему ведь довелось с немногими общаться, и то это были Зиэль и Снег, которых — ну никак не назовешь простыми и прозрачными… И это внезапная человеческая открытость смутила Докари-Лина, однако же и обрадовала, и он дал себе клятву: при случае быть столь же откровенным со старшим братом, которого, как оказалось, можно любить всей душой.

С некоторых пор немилость богов словно преследовала род князей Та-Микол: дети плохо рождались. Если в иных знатных семьях бывало по десять и пятнадцать детей… У маркизов Короны еще меньше рождается, но там особый случай, тут и сравнивать невозможно… В обычных же дворянских семьях и больше бывало, по двадцать детей… А как иначе, если мир суров и постоянны войны, большие и малые, с внешним супостатом и с соседями, и с дорожными разбойниками, и со стихиями, и с болезнями, и с судьбой… И просто дуэли… Чтобы выжить в этом мире, дворянский род просто должен быть ветвист и обширен… Но у Ореми Та-Микол — всего лишь трое рождены, причем одна умерла при рождении, а другой исчез бесследно, играя во дворе… В те кошмарные дни, когда Докари внезапно исчез, казнили и до смерти запытали два десятка нянек и слуг, но никто ничего не видел, и никто ни о чем не узнал, ни розыском, ни магией… И Дамори Та-Микол остался единственным сыном и наследником… Которому, с тех пор, строго-настрого, свирепейшим приказом отца было запрещено участвовать в войнах и вообще покидать пределы княжества. Их матушка, Ореми Та-Микол, утратила способность рожать детей, это подтвердили знахари и лекари, не от возраста, а от каких-то телесных нарушений, связанных с предыдущими родами… Но мало того: когда Дамори Та-Микол женился, то его дражайшая супруга, Югари Та-Микол, тоже так ни разу и не забеременела… И Дамори не собирается с нею разводиться, невзирая на то, что терпение у отца и матушки его вот-вот лопнет… Да хоть бы и на казнь отправили — он с Югари не разведется, от нее не откажется… И тут вдруг свершилось чудо: боги вернули семье второго сына. Да еще такого! Теперь семья спокойно может жить и ждать. А ему отныне разрешено будет идти на войну, рядом с отцом, как это и подобает воину и мужчине, зная, что в случае чего есть у рода сын и наследник, который получил лучшее воспитание на свете, какое только можно представить, и который…

— Я счастлив, братишка, я всем этим воистину счастлив! Сегодня уж нам не успеть, пора в замок, к матушке, а завтра с утречка поедем ко мне, у меня буквально в трех долгих локтях от замка дом, большую часть года я там живу, а не в замке, и покороче познакомлю тебя с Югари, не как в первый день. Полагаю, что немилость матушки к ней завершится наконец-то…