Лис Арден - Алмаз темной крови. Песни Драконов

— Так им легче прожить день, — пояснил он. — Мы делаем то же самое. Эта трава вызывает что-то вроде временного оцепенения, замедляет дыхание, сердцебиение… говорят, это похоже на тихую смерть, но лучше уж так, чем в полном сознании тихо сходить с ума, лежа целый день и не смея даже пальцем пошевелить.

— И долго так может продолжаться? — брови Арколя изумленно поползли вверх.

— Лошади выдерживают меньше месяца, если не давать им отдыха в оазисах. Люди — больше двух.

— А идти нам? — не договорил эльф.

— Как повезет. Может, месяц, может больше. Меня больше беспокоит вода. Придется поискать…

— А если не проснешься? Я слышал о таких травах, они очень опасны! — молодой маг вертел в пальцах тонкий хрупкий стебелек, глядя на него как на ядовитую змею.

— Опасны, а как же. Но не более чем здешнее полуденное солнце. Если остаться и бодрствовать с ним один на один — тогда точно не проснешься. А травка эта оставляет хоть какую-то надежду… Ну, довольно разговоров. Уже слишком светло. Советую всем развязать пояса и выправить рубахи. Ложитесь и отдыхайте от трудов земных… — и ар-Раби усмехнулся.

Шаммахит проследил за тем, как они улеглись под навесом, сам еще раз прошел вокруг, посыпая землю заранее запасенной золой («Чтобы пауки не лезли», — пояснил он), и только потом сам забрался в укрытие. Действие дурмана не заставило себя ждать. Верхний слой навеса еще только начинал раскаляться, а все путники уже впали в тяжелое забытье.

Сердце затаилось в груди и лишь изредка вздрагивает, разгоняя оцепеневшую от жары кровь. Легкие крошечными порциями вбирают раскаленный воздух, обжигающий ноздри. Тело бессильно распластано, словно марионетка с обрезанными веревками, словно тряпичная кукла, брошенная хозяйкой на пол.

Куда тебя несет, мастер ельф? Неужели нельзя попасть в царство мертвых более приятной дорогой? Что гонит тебя? Долг? Чувство вины? Ах любовь…Ты все еще надеешься спасти ее, унесенную в самое сердце проклятых земель… Без нее твоя жизнь потеряла всякий смысл. Самые важные события проходят мимо, не трогая, не задевая тебя. Слова великих и властных едва доходят до твоего слуха. Ты потерялся в этом мире, что-то непоправимо, безнадежно разладилось в тебе. Без нее — только и просто Амариллис. Не хозяйки алмаза темной крови, повелевающей невиданной силой, на которую позарился даже бог. Тебя такие малости не трогают. Мастер ельф хочет вернуть свою возлюбленную… Скучно и трогательно. Ее величество воздуха наверняка бы с презрением вздернула подбородок и сказала, что эльфу равняться с героями глупых человеческих баллад — все равно, что ездить верхом на осле. А тебе все равно. На осле так на осле.

Они начали приходить в себя, когда солнце уже зависло над горизонтом как бумажный красный суртонский фонарь.

— Ну и травка, мать ее… — просипел Сыч, с трудом приподнимаясь на локте и из последних сил подавляя протесты своего желудка. — И что, так теперь каждый день?!

Ответом на его вопрос послужили слабые стоны Арколя, пытающегося выползти из-под навеса прямо на животе на манер земляного червя. Ар-Раби проснулся раньше всех и, подняв лошадей, принялся помогать спутникам.

— Ничего, первые дни самые тяжелые. Потом привыкнете, голова болеть перестанет… Ничего не поделаешь. Без дурмана нам не обойтись, никому не выдержать полуденной жары в полном сознании, даже и в укрытии. Кровь свернется, если ее не угомонить. Сыч, помоги мне поднять Хэлдара.

Эльф перенес действие дурмана тяжелее всех; как, впрочем, и саму пустыню тоже. Ему единственному ар-Раби увеличил порцию воды. Получив строжайшее предупреждение от проводника ни в коем случае не утаивать от него недомогания («Знаю я вас! Предпочтете помереть, пыжась от гордости, чем признаться в слабости!»), эльф честно и спокойно отвечал на вопрос о самочувствии: «Хуже еще не бывало».

Еще до полного захода солнца он напомнил друзьям о полученной им карте. Ее достали, развернули — и ахнули. Карта была вышита золотом, черным, красным и белым и поначалу показалась похожей более на причудливый узор. Но, приглядевшись, проводник рассмотрел на ней знакомые очертания.

— Вот это — и его палец провел извилистую линию вдоль черного лепестка, — это похоже на восточную окраину. Это явно Неделя Солончаков — и он указал на семь неровных красных пятен.

Ар-раби еще долго рассматривал карту.

— Странно, — сказал он, отдавая ее эльфу, — кажется, что это и не карта вовсе. Поначалу я подумал, что Пьющий Песок пошутил… это вполне в его духе. Его шуток не понимает никто, кроме него самого. Больше на цветы похоже. А приглядеться — и впрямь карта, причем отличная. Если бы не ней еще и источники были… — и он вздохнул.

После первых трех дней пути, когда каменистое плоскогорье осталось за спиной, начался обширный песчаный участок, протянувшийся до самого горизонта. На закате четвертого дня пути ар-Раби принялся искать воду. Им повезло — совсем рядом с их стоянкой нашелся священный знак обо — высокая жердь, увешанная костяными погремушками и увенчанная лошадиным черепом. В трех шагах от нее был источник, укрытый от солнца маленьким куполом, сложенным из камней. Размотав длинную веревку, связанную из многих узких кусков кожи, небольшим кожаным же ведерком натаскали воды, напоили лошадей, наполнили фляги и бурдюки.

— Как получилось, что ты остался при этом ремесле? — поинтересовался Сыч у ар-Раби. Они шли, ведя коней в поводу, давая им возможность отойти от действия дурманных трав. К этому времени трое новичков начали привыкать к новому порядку дня, и даже начали разговаривать.

— Скорее это оно оставило меня при себе, — шаммахит протянул орку пригоршню сухих слив и продолжил, — вот, начинай свой завтрак. Мой первый поход был на редкость удачен, из отряда выжила почти половина, и я в том числе. Добычей со мной поделились по справедливости, и я смог сразу же купить себе дом в Шибальбе и завести собственную конюшню. Покупать для каждого похода лошадей у барышников — сплошное разорение, своих держать дешевле, опять же подбираешь сам: ближний путь — можно и слабых взять, не страшно, а как сейчас — самых лучших пескам скормлю.

Ар-Раби на ходу раздал эльфу и магу их порции сушеных морщинистых ягод. Те взяли их и без особого удовольствия принялись жевать.

— И, раз уж удача улыбнулась мне здесь, я счел за благо остаться и продолжить столь удачно начатое. Несколько раз попадался, не без этого, но она — и шаммахит улыбнулся, оглядывая пустыню, — всякий раз отпускала меня. Полуживого, обожженного, готового умирать — отпускала… Да и к травам я привык, вне пустыни их никто не употребляет, а здесь без них не выжить. А мне уж очень хорошо спится после двух-трех стебельков.