Айя Субботина - Сердце мертвого мира

Но вождь мешкал, словно задеревенел.

Когда с раной дасирийца было покончено, Хани снова смазала его плечо бальзамом. К тому времени вернулся Раш. Позади него топтались двое, судя по одеждам - деревенские. У одного был раскроен лоб, второй припадал на ногу, но, завидев колдунью, оба тут же позабыли о своих болячках и поклонились, спрашивая, чем помочь. Раш обозлился.

- Со мной вы пришли, мне и помогать будете! - рявкнул он. - Или вас шараши крепко по башке приложили, что память мигом отшибает?

Северяне даже не поглядели в его сторону, оба смиренно ждали ответа Хани.

- Помогите чужестранцу, - сдалась девушка. Она так и не смогла взять в толк, что собирался делать Раш, но решила не вмешиваться, чтоб не злить его еще больше. Только отошла в сторону - наблюдать и, в случае чего, вмешаться. Мало ли что там творится в мыслях самого чужестранца. Вдруг недоброе задумал. И, хоть в такое мало верилось, девушка предпочла убедиться собственными глазами.

Раш отдал деревенским указания. Мужчины обошли Арэна с противоположной от чужестранца стороны, один сгреб в охапку его ноги, второй взял обхватом грудь. Раш несколько раз повторил, чтоб держали крепко и не отпускали, чтобы он не делал. Хани пришлось вмешаться, чтоб перевести его слова - северная речь в устах Раша звучала точно карканье старого ворона.

Раш взял руку Арэна, осторожно ощупал выпирающую под кожей кость. После обхватил руку друга над запястьем и чуть выше локтя. Приподнял. Немного потянул на себя - кость зашевелилась под кожей, точно живая. Хани напряглась, все больше уверяясь в том, что чужестранец задумал плохое. Тот снова пощупал кость, задумался, будто не мог решить, как же поступить дальше. Сомнения длились недолго, после чего Раш еще немного приподнял руку на себя, оттянул в сторону и резко завел вверх, так, что ладонь Арэна оказалась на уровне его носа.

Послышался хруст и слабое щелканье.

Северяне разом заматерились, Хани не смогла сдержать выкрик.

- Все, - угрюмо ответил чужестранец. - Теперь его нужно завернуть плотно, чтоб кость не выскочила обратно. Тряпки нужны. И смажь его дрянью той вонючей - боль придет, когда очнется. Пару недель будет наш герой без обеих рук.

Хани очень хотелось спросить, что он только что сделал, но язык точно задеревенел. Да и Раш не стремился к разговорам. Еще раз глянул на друга и ушел прочь.

Она плотно обернула воина кусками полотна, так, чтоб никакая встряска не могла растревожить его ран. В Белом шпиле ей показывали, как нужно перевязывать разные раны, как лучше обернуть голову или колено. Но она мало что знала о лечении сломанных костей. То, что сталось с Арэном, так вовсе видела впервые. Даже не знала, поможет ли чудно́е лечение чужестранца.

Когда на побережье поползли сумерки, помосты были сложены. Отдельно, особняком ото всех, соорудили последнее ложе для Торхейма. Хани отчего-то вспомнила тот день, когда шараши пришли в Яркию. Тогда ей казалось, что еще никогда она не видела столько мертвых северян. Сегодня их было много, много больше. Поверх тел натаскали сосновых и кедровых веток. Девушка только теперь заметила, что жидкий лесок на утесе исчез.

Пока заканчивались последние приготовления, Хани вернулась в пещеру. Там она оставила меховую суму с умершим птенцом. Девушка собиралась свершить задуманное и предать его огню. Может несчастный и был насмешкой богов, и его следовало оставить где-нибудь на съедение диким зверям, но Хани решила по-своему.

Беря в руки суму, Хани никак не ожидала, что она окажется... теплой. Столько времени прошло с того времени, как птенец-переросток в последний раз открыл и закрыл клюв. Еще на драккаре его облезлое тело закоченело. А теперь же, будто кто нарочно держал мертвую птицу у очага, ближе к теплым поленьям. Девушка осторожно развязала узлы мешка, сунула руку внутрь. Пальцы нащупали перья. Тонкие и мягкие, подпушек. Хани, не долго думая, достала птенца наружу. Теперь он вовсе не походил на старую больную курицу. Напротив, молодые перышки покрыли тело почти полностью, оставив неприкрытыми только лапы. Он привычно прятал голову под крыло. Только Хани, как ни старалась, не могла разобрать, что сталось с птенцом. Не могла же она и в самом деле так ошибиться, что чуть не предала огню живую птицу. Сейчас птенец больше походил на меховой шар, нахохлился и не желал показывать голову. Хани, поняв, что "развернуть" его нет никакой возможности, мысленно пожала плечами и осторожно сунула птицу обратно. Если проголодается - поднимет крик. А теперь не подходящее время, чтоб гадать почему да как.

В углу пещеры что-то зашевелилось. Хани не сразу среагировала на шум, уставшая от битвы и долгих часов хлопот с ранеными. Она повернула голову на звук только после того, как их темноты, вслед за возней, раздалось негромкий скулеж. Девушка поднялась, отложила суму с птенцом на прежнее место и выколдовала путеводный шар, вглядываясь в черноту. Под рассеянным голубоватым свечением, она отступила, обнажая скорченную вдвое фигуру. Хани сразу узнала жреца, черненого солнцем Банру. Он сидел на корточках, обхватив голову руками, будто боялся, что потолок пещеры вот-вот рухнет на него.

- Служитель? - осторожно позвала Хани, отчего-то не решаясь подступить ближе. Почему он тут? Она же велела отвести его к тем раненым, в ком уже угнездилась черная кровь шарашей? Сразу после того, как догорят погребальные костры, несчастных должны будут лишить жизни и тоже предать огню. - Что ты здесь...

Банру не дал ей закончить. Он так быстро поднялся, что Хани показалось, будто он нарочно поджидал, пока она подступиться. Но он не тронул ее, только уставился широко распахнутыми глазами - точно безумец.

- Я не хочу умирать, - зашептал он. Губы Банру тряслись, на лбу густо выросли капли пота. - Я пережил сражение, значит, боги меня пощадили, сохранили жизнь. Эти люди - они хотят меня убить, ходят, глядят так, будто думают, кому бы первому снять голову. Нет, не такая участь мне уготована. Лассия, Солнечная госпожа моя, послала мне видение, где тело мое старо и дряхло, и его кладут в расписной саркофаг, как и положено обычаями моего народа. Круг меня дети и внуки, я в почете и славе, и горе по моей смерти печалит всякого.

Хани отшатнулась, но жрец продолжал напирать на нее. Так, шаг за шагом, она оказалась прижатой к стене, в нескольких шагах от выхода. Служитель глядел на расщелину, из которой тянуло ночным холодом, несколько раз жадно глотнул, точно напивался свободой.

- Ты умрешь, - Хани отвела взгляд. - В тебе есть порча, ничто не спасет тебя от того, кем ты скоро станешь, чужестранец. Если боги хотели тебя пощадить, самое время бы им сделать это, но теперь уж поздно.

Банру снова взвизгнул, затрясся, обхватил себя за плечи. Хани никак не могла разобрать, что за чувство родилось в ней - жалость ли, презрение? Темнокожий служитель мог не вмешиваться в битву, схорониться и обождать. Но он дважды становился рядом со всеми - в Яркии, и теперь. И все ж, жалеть жреца Хани не могла. И слов таких не нашлось. Может от того, что смерть сегодня стала ее ношей, жадной змеей, что выпила из нутра всякое сочувствие и тепло. В середке Хани было пусто.