Патрик Ротфусс - Страхи мудреца. Книга 2

Квоут тяжело вздохнул.

— От того, чтобы один раз произнести имя вслух, особого вреда не будет, Баст.

Он откинулся на спинку стула.

— Как ты думаешь, откуда у адемов взялись традиции, связанные именно с этой историей? Рассказать только раз и не задавать никаких вопросов?

Баст задумчиво опустил глаза. Квоут улыбнулся натянутой улыбкой.

— Именно! Пытаться отыскать того, кто один раз назвал твое имя, — все равно что выследить человека в лесу по одному-единственному отпечатку ноги.

Хронист спросил осторожно, словно не хотел перебивать:

— А что, неужели такое действительно возможно? На самом деле?

Квоут угрюмо кивнул.

— Думаю, именно так они и отыскали мою труппу, когда я был мальчишкой.

Хронист нервно огляделся по сторонам, потом нахмурился и явно сделал над собой усилие, чтобы перестать озираться. В результате он замер на стуле, выглядя ничуть не менее нервозным, чем прежде.

— Это что же, значит, они и сюда явиться могут? Ты уж точно немало о них говорил…

Квоут только рукой махнул.

— Да нет. Тут главное — имена. Истинные имена. Сокровенные. А их я избегал именно по этой причине. Мой отец очень заботился о подробностях. Он годами расспрашивал и раскапывал старые истории про чандриан. Подозреваю, он наткнулся на некоторые из их древних имен и вплел их в свою песню…

Хронист, казалось, понял разницу.

— И репетировал ее снова и снова.

Трактирщик задумчиво улыбнулся.

— Не переставая, если я хоть чуть-чуть его знал. Не сомневаюсь, что они с моей матерью делали все, чтобы в песне не осталось ни единой занозы, прежде чем они споют ее на публике. Они были перфекционисты.

Он устало вздохнул.

— Должно быть, для чандриан это было все равно как если бы кто-то то и дело мигал им маячком. Думаю, единственное, что спасало моих родителей так долго, — это то, что мы постоянно находились в пути.

Баст вмешался снова:

— Вот почему не следует говорить таких вещей, Реши!

Квоут нахмурился.

— Баст, я с тех пор уже проспал тысячу ночей и отмерил не одну тысячу километров. Один раз произнести их можно. В наши дни, когда сам ад вырвался на волю, люди куда чаще вспоминают древние предания, уж поверь мне. И если чандрианы прислушиваются к своим именам, не сомневаюсь, они слышат раскаты шепота от Аруэха до Окружного моря.

Судя по лицу Баста, его это не особо успокоило.

— А кроме того, — сказал Квоут, устало вздохнув, — хорошо, если они будут записаны. Может, кому-нибудь со временем и пригодится.

— И все-таки, Реши, ты бы поосторожней…

— Я все последние годы только и делал, что осторожничал, Баст! — воскликнул Квоут. Его раздражение наконец прорвалось наружу. — И что, сильно мне это помогло? К тому же если то, что ты говорил про Ктаэха, правда, значит, все кончится слезами, что бы я ни делал. Так это или нет?

Баст открыл рот, потом закрыл его, явно не зная, что сказать. Потом бросил взгляд в сторону Хрониста, умоляя о поддержке.

Заметив это, Квоут тоже обернулся и посмотрел на Хрониста, с любопытством приподняв бровь.

— Я лично понятия не имею, — сказал Хронист, опустил глаза, открыл свой портфель и достал испачканную чернилами тряпочку. — Вы оба видели вершину моих талантов именователя: «Железо». А это провал, как ни посмотри. Магистр имен объявил, что обучать меня — только впустую тратить время.

— Звучит знакомо, — пробормотал Квоут.

Хронист пожал плечами.

— Ну, лично я поверил ему на слово.

— А чем он это мотивировал, не припомнишь?

— У него было много конкретных претензий: я знаю слишком много слов. Я никогда не был голоден. Я чересчур мягок…

Руки Хрониста деловито оттирали кончик пера.

— Я счел, что он ясно сформулировал свою позицию, когда сказал: «Кто бы мог подумать, что в таком хилом книжном черве-хранисте, как вы, имеется железо?»

Квоут сочувственно усмехнулся.

— Что, так и сказал?

Хронист пожал плечами.

— Вообще-то он назвал меня говнюком. Я просто не хотел оскорблять слух нашего юного друга, — он кивнул на Баста. — Судя по всему, у него выдался нелегкий день.

Теперь Квоут улыбался во весь рот.

— Жалко все-таки, что мы учились в Университете в разное время!

Хронист еще разок протер перо мягкой тряпочкой и принялся разглядывать его в тускнеющем свете из трактирного окна.

— На самом деле нет, — сказал он. — Я бы вам не понравился. Я и в самом деле был хилым говнюком. При этом избалованным. И самодовольным.

— А что, с тех пор что-то изменилось? — спросил Квоут.

Хронист пренебрежительно фыркнул носом.

— Не особенно. Смотря кого спросить. Но хотелось бы думать, что глаза у меня чуточку раскрылись.

Он аккуратно вставил перо обратно в ручку.

— И как же именно это вышло? — спросил Квоут.

Хронист посмотрел через стол, похоже удивившись вопросу.

— Как именно? — переспросил он. — Вообще-то я тут не затем, чтобы рассказывать историю.

Он убрал тряпочку обратно в портфель.

— Короче, я разобиделся и оставил Университет в поисках более тучных пастбищ. И это было лучшее, что я сделал в своей жизни. За месяц в дороге я узнал больше, чем за три года в аудиториях.

Квоут кивнул.

— Вот и Теккам тоже сказал: «Не стоит называть отважным того, кто ни разу не прошел сотни километров. Если хочешь постичь, кто ты на самом деле, ступай и иди, пока вокруг не останется тех, кто знает тебя по имени. Путешествие — великий уравнитель, великий учитель, горький, как лекарство, и твердый как зеркало. Долгий путь позволит тебе узнать о себе больше, чем сотня лет спокойного созерцания».

На то, чтобы проститься со всеми в Хаэрте, ушел целый день. Я пообедал с Вашет и Темпи и позволил им надавать мне куда больше советов, чем мне было нужно или хотелось. Целеана немного поплакала и сказала, что навестит меня, когда наконец облачится в алое. Мы устроили еще один, последний спарринг — и, подозреваю, она нарочно дала мне выиграть.

И, наконец, я провел с Пенте приятный вечер, который превратился в приятную ночь, которая затянулась далеко за полночь. Однако в предрассветных сумерках мне все же удалось урвать несколько часов сна.

Я вырос среди руэ и оттого не устаю удивляться, как стремительно человек ухитряется пустить корни. Я провел в Хаэрте меньше двух месяцев, а расставаться все равно было тяжко.

И все же я был рад снова оказаться в дороге, на пути к Алверону и Денне. Пришла пора получить награду за хорошо выполненную работу и принести искренние, хотя и запоздалые извинения.

Пять дней спустя я шагал по одному из тех длинных безлюдных участков дороги, которые можно найти только в предгорьях восточного Винтаса. Я находился, как говаривал мой отец, на краю географии.