Патрик Ротфусс - Страхи мудреца. Книга 2

Я тихонько кашлянул, и Аури обернулась в мою сторону. Она соскочила с трубы и понеслась ко мне через крышу, остановившись в нескольких шагах от меня. Ее улыбка сияла ярче луны.

— А в Сверченье ежики живут, целая семья! — радостно объявила она.

Аури сделала еще два шага и обеими руками ухватила меня за руку.

— У них малыши, крохотные как желуди!

Она мягко потянула меня за собой.

— Пойдем, посмотрим?

Я кивнул, и Аури повела меня через крышу к яблоне, по которой можно было спуститься во двор. Когда мы наконец пришли туда, она взглянула на дерево, потом посмотрела вниз: она по-прежнему сжимала мою длинную загорелую руку своими крошечными белыми ручками. Сжимала не сильно, но крепко и отпускать явно не собиралась.

— Я по тебе скучала, — тихо сказала она, не поднимая глаз. — Не уходи так больше.

— И не собираюсь! — мягко ответил я. — У меня тут слишком много дел.

Аури склонила голову набок и искоса посмотрела на меня сквозь облако волос.

— Например, навестить меня?

— Например, навестить тебя, — согласился я.

По возвращении в Университет меня ожидал еще один, последний сюрприз.

Я пробыл здесь уже несколько дней, прежде чем вернулся к работе в артной. Я теперь уже не так отчаянно нуждался в деньгах, но я соскучился по работе. Все-таки есть что-то глубоко правильное в том, чтобы делать нечто своими руками. Настоящая артефакция — это все равно что песня, воплощенная в материи. Это акт творения.

И вот я отправился в хранение, решив начать с чего-нибудь попроще, поскольку давно не работал. Подойдя к окошку, я увидел знакомое лицо.

— Привет, Бэзил! — сказал я. — За что тебя загнали сюда на этот раз?

Он потупился.

— За неправильное обращение с реагентами, — буркнул он.

Я расхохотался.

— Ну, это не так страшно! Через оборот будешь свободен.

— Ага.

Он поднял голову и смущенно улыбнулся.

— Я слышал, что ты вернулся. За деньгами пришел?

Я мысленно перебирал все, что необходимо для изготовления жаропровода, но, услышав это, остановился.

— Прошу прощения?

Бэзил склонил голову набок.

— Ну, за твоими деньгами. За «бескровный».

Он взглянул на меня, и до него, видимо, дошло.

— Ах да! Ты же не знаешь…

Он отошел от окошка и тут же вернулся с предметом, который выглядел как восьмигранный фонарь, целиком сделанный из железа.

Эта вещь отличалась от изготовленного мной стрелохвата. Тот, который сделал я, был изготовлен с нуля, на скорую руку. А этот был гладенький и аккуратненький. Все подогнано на совесть, сверху тонкий слой прозрачного алхимического лака, защищающий устройство от дождя и ржавчины. Умно. Надо было это учесть в своем изначальном дизайне…

Несмотря на то что я отчасти был польщен тем, что мое изобретение кому-то настолько понравилось, что его скопировали, я все же испытал довольно сильное раздражение, видя, что этот стрелохват настолько вылизан, куда лучше моего, первоначального. Я обратил внимание на характерное единообразие деталей.

— Что, кто-то изготовил формы для отливки? — спросил я.

Бэзил кивнул.

— Ну да. Давным-давно! Два комплекта.

Он улыбнулся.

— Хитроумная штука, надо сказать. Я долго ломал голову, как же работает этот инерционный спусковой механизм. Но теперь, когда я понял…

Он постучал себя по лбу.

— Я сам две штуки изготовил. Хорошие деньги за то время, которое на них уходит. Гораздо лучше трюмных ламп!

Это заставило меня улыбнуться.

— Да все, что угодно, лучше, чем трюмные лампы! — сказал я, взяв стрелохват в руки. — Это твоя работа?

Он покачал головой.

— Мои ушли месяц тому назад. Они долго не залеживаются. Ты очень умно придумал, что назначил за них такую низкую цену.

Я повертел стрелохват в руках и увидел на металле надпись. Угловатые буквы были глубоко врезаны в металл, очевидно, они были частью формы. «Бескровный».

Я поднял голову и посмотрел на Бэзила. Он усмехнулся.

— Ты же уехал, не дав ему подходящего названия, — сказал он. — А потом Килвин подогнал схему под стандарты и внес ее в записи. Надо же было его как-то назвать, прежде чем выставить на продажу.

Бэзил перестал улыбаться.

— А это было как раз тогда, когда прошел слух, что ты погиб в море. И Килвин привел магистра Элодина…

— Чтобы дать вещи достойное имя, — сказал я, все еще вертя его в руках. — Ну да, конечно.

— Килвин немного поворчал, — сказал Бэзил. — Что это, мол, ерунда и показуха. Но название прижилось.

Он пожал плечами, наклонился, пошарил и достал конторскую книгу.

— Ну ладно, деньги-то забирать будешь? — он принялся листать страницы. — Сейчас, наверно, уже немало накопилось. Их многие делают.

Он отыскал нужную страницу и провел пальцем вдоль строки.

— Ага, вот. Пока что продано двадцать восемь…

— Бэзил, — перебил я, — я вообще не понимаю, о чем речь. Килвин же уже заплатил мне за первый, который я сделал.

Бэзил нахмурил лоб.

— Ну как же, комиссия! — сказал он. Потом, видя мой недоумевающий взгляд, пояснил: — Каждый раз, как хранение что-то продает, артная получает тридцать процентов комиссионных, а владелец схемы — десять.

— А я думал, хранение получает все сорок! — изумился я.

Он дернул плечом.

— Обычно — да. Старые-то схемы почти все принадлежат хранению. Многое изобретено уже давно. Но за новинки…

— А Манет мне этого не говорил, — сказал я.

Бэзил виновато поморщился.

— Старина Манет — просто рабочая лошадка, — вежливо сказал он. — Но не самый изобретательный человек. Сколько он уже здесь, лет тридцать? Не думаю, что он создал хотя бы одну новую схему.

Он полистал книгу, проглядывая страницы.

— У большинства настоящих артефакторов есть хоть одно изобретение, и они этим гордятся, даже если это что-то довольно бесполезное.

У меня в голове завертелись цифры.

— То есть это десять процентов с каждых восьми талантов… — пробормотал я, потом поднял глаза: — Это, получается, у меня там двадцать два таланта?

Бэзил кивнул, глядя в конторскую книгу.

— Двадцать два таланта четыре йоты, — сказал он, доставая карандаш и листок бумаги. — Тебе все сразу отдать?

Я ухмыльнулся.

Когда я отправился в Имре, кошелек у меня был такой тяжелый, что я опасался захромать. Я зашел к Анкеру и взял свой дорожный мешок, повесив его на другое плечо, для равновесия.

Я бродил по городу, лениво обходя все места, где прежде бывали мы с Денной, и гадал, где-то она сейчас.

Завершив свои ритуальные поиски, я отправился в переулок, где воняло тухлым салом, и поднялся по узкой лесенке. Я энергично постучался в двери Деви, выждал, постучался еще раз, громче.

Послышался звук отодвигаемого засова и отпираемого замка. Дверь приоткрылась, в щелочку на меня уставился бледно-голубой глаз. Я улыбнулся.