Патрик Ротфусс - Страхи мудреца. Книга 2

— Творец, создатель тьмы, изменчивое око, простер он длань, воздев ее высоко, луну, украв, не смог он удержать, и вечно ей меж двух миров блуждать.

Она взглянула на меня торжественно и серьезно — нечасто мне доводилось видеть такое выражение на ее милом лице.

— Вот на твои вопросы мой ответ, теперь же главный выслушай секрет. Он — всех важней, со всем вниманьем слушай.

Она опустила наши сомкнутые руки на поверхность воды.

— Раскрой пошире, лягушонок, уши!

Глаза Фелуриан казались черными в тусклом свете.

— Два мира те луну к себе манят, как мать с отцом дитя за ручки тянут: вперед, назад, оставить не хотят и отнимать не перестанут.

Она снова отступила на шаг, и мы разошлись так далеко, как только могли, не отпуская камня.

— Когда в небесах половинка луны, смотри, как далеко мы разведены.

Фелуриан потянулась ко мне свободной рукой, тщетно пытаясь ухватить меня через пустую воду.

— И как бы к телу ни стремилось тело, увы, для встречи время не приспело.

Фелуриан шагнула вперед и прижала камень к моей груди.

— Когда ж у вас луна бока нальет, всех фейе к миру вашему влечет. Ее сиянье фей и смертных сводит, и время для свидания приходит, и миновать границу не труднее, чем в дом войти сквозь отпертые двери.

Она улыбнулась мне.

— Вот так и ты, в лесной глуши блуждая, обрел Фелуриан, того не ожидая.

Мысль о том, что полнолуние влечет в наш мир множество волшебных созданий, встревожила меня.

— Другие фейе тоже так приходят?

Она пожала плечами и кивнула.

— Когда хотят и если путь находят. Дверей есть сотни — надо только знать, где можно в мир из мира проникать.

— Но как я мог об этом не слыхать? Такого трудно было бы не знать: о фейе, что танцуют и поют…

Она рассмеялась.

— Но ты ведь знал! И песню ты мою знал до того, как встретился со мной, когда я танцевала под луной.

Я нахмурился.

— И все же — мало видел я следов существ, что странствуют меж двух миров.

Фелуриан пожала плечами.

— О, фейе часто хитры и лукавы, их легкий шаг не приминает травы. Иные шаэдом себя скрывают, иные чуждый облик принимают: то мула вьючного, то девы молодой.

Она посмотрела мне в глаза.

— Глаз отвести умеет здесь любой!

И снова взяла меня за руку.

— А те из фей, что духом потемней, игрушку любят делать из людей. Что защитит тебя от зла? Огонь, железо, зеркала, вяз и ясень, ножик медный и ведовство крестьянки бедной, что правила игры блюдет и хлеб за дверь для нас кладет. Но более всего страшится мой народ той части силы, что он оставляет, когда на земли смертные вступает.

— Ох, сколько же вам всем от нас хлопот! — усмехнулся я.

Фелуриан протянула руку, прижала палец к моим губам.

— Что ж, веселись, пока луна полна. Но знай: опасна черная луна.

Она шагнула прочь, потянула меня за собой, медленно кружась в воде.

— Недаром мудрый смертный бережется ночи, в которой лунный свет не льется.

Она повлекла мою руку к своей груди, уводя меня все глубже, не переставая кружиться.

— В такую ночь один неверный шаг вослед луне влечет тебя во мрак, и в Фейе попадают человеки.

Она остановилась и сурово взглянула на меня.

— И остаются там, уже навеки.

Фелуриан сделала еще шаг назад, увлекая меня за собой.

— А в мире, где тебе неведом путь, нетрудно невзначай и утонуть!

Я сделал еще шаг в ее сторону — и потерял опору под ногами. Рука Фелуриан внезапно разжалась, и темные воды сомкнулись над моей головой. Я принялся отчаянно барахтаться, ничего не видя, захлебываясь, пытаясь вырваться обратно на поверхность.

После нескольких долгих, жутких мгновений рука Фелуриан подхватила меня и выволокла на воздух, так легко, словно я весил не больше котенка. Она подтащила меня вплотную к себе. Ее темные глаза холодно блестели.

Когда она заговорила, ее голос звучал очень отчетливо:

— Запомни это ты хотя бы так. Знай: мудреца страшит безлунный мрак!

Время шло. Фелуриан водила меня в сторону Дня, в чащу даже более древнюю и величественную, чем та, что окружала ее сумеречную прогалину. Мы там забирались на деревья, огромные, как горы. На верхних ветвях чувствовалось, что огромное дерево раскачивается на ветру, точно корабль на морских волнах. Там, где вокруг не было ничего, кроме бескрайнего синего неба и медленных колебаний дерева под нами, Фелуриан обучила меня «плющу на дубе».

Я пытался обучить Фелуриан игре в тэк, но обнаружил, что эта игра ей уже знакома. Она непринужденно обыграла меня, и при этом играла так мило, что Бредон разрыдался бы от счастья.

Я немного обучился языку фейе. Чуть-чуть. Самую малость.

По правде говоря, если уж быть до конца честным, следует признаться, что в своих попытках выучить язык фейе я потерпел самое позорное поражение. Фелуриан была не самым терпеливым наставником, а язык оказался невероятно сложным. Мое невежество оказалось столь удручающим, что Фелуриан в конце концов запретила мне пытаться разговаривать на этом языке в ее присутствии.

В общем и целом я сумел выучить несколько фраз и получил неплохой урок смирения. Полезные вещи.

Фелуриан научила меня нескольким фейенским песням. Запомнить их оказалось труднее, чем песни смертных: их мелодии были чересчур прихотливы и неуловимы. Когда я пытался сыграть их на лютне, струны вели себя как чужие, я путался и спотыкался, как деревенский мальчишка, отродясь не державший в руках лютни. Слова я зазубрил наизусть, понятия не имея, о чем там говорится.

И все это время мы продолжали работать над моим шаэдом. Точнее, работала над ним одна Фелуриан. А я задавал вопросы, смотрел, что она делает, и старался не чувствовать себя любопытным малышом, который путается под ногами на кухне. По мере того как мы притирались друг к другу, вопросы мои делались все настойчивей…

— Но как? — спросил я уже в десятый раз. — Свет ведь ничего не весит, он невеществен. Он ведет себя как волна. Теоретически ты не можешь взять его в руки…

Фелуриан управилась со звездным светом и теперь вплетала в шаэд свет луны. Она ответила, не отрываясь от работы:

— Как много ты думаешь, мой Квоут! Ты слишком умен, чтобы быть счастливым.

Это неприятно походило на то, что я мог бы услышать от Элодина. Но я решительно отмел этот уклончивый ответ.

— Теоретически ты не можешь…

Она ткнула меня локтем, и я увидел, что обе руки у нее заняты.

— Мой нежный и пламенный, — сказала она, — подай-ка мне его!

Она кивнула в сторону лунного луча, который пробился сквозь кроны и падал на землю рядом со мной.

Она говорила знакомым, ненавязчиво-властным тоном, и я, не задумываясь, взялся за лунный луч, как если бы то была свисающая лоза. На миг я ощутил его в пальцах, прохладный и эфемерный. Я замер, ошеломленный, и внезапно лунный луч вновь сделался обычным лучом. Я несколько раз провел сквозь него рукой — никакого эффекта.