Вадим Волобуев - Сага о Гильгамеше

Из дома вылетел топор, с глухим стуком упал посреди дороги. Селянки с визгом бросились врассыпную.

-- Уйди! Прочь! Прочь, демон! - донёсся из хижины надорванный голос.

Женщины попрятались по домам. Спустя некоторое время любопытство взяло верх, и они опять, оглядываясь и трепеща, начали выдвигаться к нехорошему дому.

-- Ой, бабы, что я видела, - захлёбываясь, рассказывала потерпевшая, стоя в кругу товарок. - Сидит, на свет белый не смотрит, лицо руками прикрыл и весь дрожит как в лихорадке. Меня увидал - как вскочит, да топор - хвать. Уж страху-то было, чуть не родила я там...

Вскорости пришли мужчины. Впереди всех шёл Нарахи. Он хмуро выслушал сбивчивый рассказ женщин, поднял с земли топор и вступил в хижину. Люди сгрудились у входа, затаили дыхание.

Охотник сидел возле дальней стены и гулко глотал сикеру. Лицо его было бледнее луны, загрубелые красные руки дрожали, глаза дико смотрели в пространство.

-- Ты что это пить вздумал? - грозно осведомился Нарахи, кидая топор в тростниковую корзину.

Охотник поднял взор на отца, просиял и, дрогнув лицом, бросился перед ним на колени.

-- Отец мой, отец! - исступлённо повторял он, возя ладонями по его ногам.

-- Что ещё стряслось? - Нарахи рывком поднял сына с пола, посмотрел в его внезапно постаревшее лицо.

-- Я видел демона, отец. Он был чёрен и волосат. Он водил меня по лесу и насылал на меня порчу.

-- Демона? А не выполз ли этот демон из твоего кувшина с сикерой?

-- Нет, отец! Клянусь Инанной и Эмкиду, это был настоящий демон. Он заставлял меня блуждать по лесу, заманивал добычей. Я видел его на опушке, возле болота. Он вышел из зарослей тростника, голый как Сумукан. Его взгляд пронзил меня насквозь, лишив сил.

Нарахи озадаченно почесал щёку.

-- Что ж, придётся идти к колдуну. Только он избавит тебя от проклятья.

Рыбак усадил сына на циновку, убрал подальше кувшин и начал говорить успокоительные речи. Охотник же продолжал заливаться слезами, оплакивая свою незавидную судьбу. Лишь ближе к ночи, выпив сонного настоя, он провалился в тяжёлое забытье.

Гильгамеш сидел возле одиноко коптящего светильника и неотрывно смотрел на огонь. По низкому потолку скакали причудливые тени. Из коридора тянуло холодом. Вождь зябко поёживался, в нетерпении покусывая губы. Здесь, в маленькой и стылой каморке, никому не пришло бы в голову искать его. Ни один лазутчик, сколь бы отчаян он ни был, не посмеет сунуть сюда нос, ибо рядом было святилище предков, где обитали духи-защитники. Это успокаивало Гильгамеша. Он знал, что мог довериться этим стенам.

Вошёл раб и доложил, что прибыли Забарадибунугга и Бирхутурре.

- Пусть войдут, - сказал Гильгамеш.

Командиры вступили внутрь и чинно поприветствовали вождя. Гильгамеш кивнул им в ответ.

-- Садитесь здесь, - сказал он, показав им на циновки возле светильника.

Военачальники опустились на колени, выжидательно уставились на повелителя. Гильгамеш движением руки отпустил раба и произнёс:

-- Сегодня днём в святилище сиятельной Инанны я молился о спасении нашего города. Мольба моя была услышана. Богиня подсказала мне, как победить Акку.

Военачальники зашевелились, наклоняясь вперёд. Глаза их загорелись жадным огнём, рты приоткрылись в священном трепете. Вождь покачал кулаками, упёртыми в колени, сжал губы.

-- Мы должны убить владыку Киша. Тогда войско его придёт в смятение и обратится в бегство. Поразив прихвостня Забабы, мы восторжествуем над злобным божеством войны. Так мне обещала богиня. - Он помолчал, глядя на командиров. - Кто может совершить такой подвиг?

Военачальники переглянулись.

-- Каждый из нас готов отдать свою жизнь во славу Инанны, - ответил Забарадибунугга. - Надо бросить клич среди воинов. Наверняка найдётся немало охотников, желающих перерезать Акке глотку.

-- Ты рассуждаешь как воин, Забарадибунугга, - заметил вождь. - Если бросить клич среди воинов, лазутчики Акки немедленно пронюхают об этом. Мы должны сохранить наш замысел в тайне, если хотим достичь успеха.

Военачальники снова переглянулись.

-- Но откуда мы возьмём добровольца, господин? - спросил Бирхутурре.

-- Лучше всего, чтобы кто-нибудь из вас пошёл на это дело.

Наступило молчание. Гильгамеш с волнением следил за военачальниками. Потом Бирхутурре произнёс:

-- Я пойду, повелитель. Забарадибунугга командует храмовыми воинами, его гибель подорвёт веру бойцов в победу. А я - всего лишь начальник портовых стражников. Моя смерть не ударит чёрным крылом по защитникам Урука.

-- Если ты сделаешь это, Бирхутурре, - вдохновенно провозгласил Гильгамеш, - слава о твоих деяниях разнесётся по свету. Лучшие певцы будут слагать о тебе песни, а люди Урука поставят в твою честь статую. Да не коснётся страх твоей печени, и да пошлёт тебе Инанна удачу!

Бирхутурре слегка поклонился вождю. Лицо его было бесстрастно.

-- Господин, люди Киша схватили неустрашимого Бирхутурре! - сказал посланец Забарадибунугги, рано утром явившись в трапезную вождя. Гильгамеш отодвинул в сторону блюдо с запеченной уткой, хлебнул из кувшина воды.

-- Он убил Акку?

-- Нет, повелитель.

Это прозвучало почти как приговор. Гильгамеш обхватил колени, кивком отпустил рабов.

-- Как это случилось?

-- Мы не знаем, господин. Всего вероятнее, его взяли возле главных ворот. Мы слышали там шум ночью. Воины кинули несколько факелов, но ничего не увидели.

-- Откуда вы узнали, что он схвачен?

-- Прислужники Забабы привязали его в столбу и выставили в поле. Они пытали его.

Гильгамеш содрогнулся.

-- Он жив?

-- Да, господин.

Вождь с трудом поднялся.

-- Я хочу видеть его, - произнёс он дрогнувшим голосом.

-- Я проведу тебя, господин. - Воин согнулся в поклоне.

Гильгамеш сделал шаг, но голова его закружилась, в ушах поднялся звон. Он схватился пальцами за плечо воина, глубоко задышал, выкатив глаза.

-- Что они сделали с ним? - прохрипел вождь.

-- Они отрезали ему ухо, переломали ноги и поставили клеймо на лбу.

Голос воина был сух и безлик, как глас оракула.

Гильгамеш прикрыл глаза, постоял некоторое время, потом глубоко вздохнул.

-- Пойдём.

Они спустились по лестнице, миновали двор, потоптались перед воротами, которые открывали нерасторопные слуги Инанны, и вышли в город. Путь до стены был недолог, но утомителен. Душные тесные закоулки переплетались словно клубок змей, всё в них дышало разрухой и запустением. Повсюду валялись разбитые горшки, полусгнившие тростниковые корзины, разорванные одежды, шкуры. Было много стрел и круглых обтёсанных камешков - воины Акки изредка обстреливали город из луков и пращей, разгоняя скуку. Между домами зияли бреши - в первые дни осады ретивые люди Курлиля пробивали проходы, облегчая защитникам доступ на стены. Бреши эти, полные глинобитных обломков, постепенно заполнялись грязной водой, стекавшей с улиц, и со временем превратились в вязкие хлюпающие лужи, в которых копошились бездомные псы и чумазые голые дети. При виде Гильгамеша дети замирали, сверля его любопытными взглядами, собаки подбегали и заискивающе выклянчивали подачку. Вдоль стен, весело журча, текли помои. Кое-где эти зловонные ручейки собирались в болотца, над которыми лениво кружились навозные жуки. Жителей видно не было. Они либо прятались по домам, либо помогали воинам на стенах. Лишь однажды вождь наткнулся на какого-то работника со здоровенным зубилом за поясом. Узрев Гильгамеша, тот немедленно бухнулся на колени и принялся истово славить мудрость и силу владыки Урука. Приглядевшись, Гильгамеш заметил, что работник мертвецки пьян.