Варвара Еналь - Когда сойдутся тени

— Как дела?

Кей почувствовала ком в голе и спрятала лицо за малышом. Что ей сказать, как объяснить? Как вообще о таком можно говорить?

— Что-то случилось?

Случилось. Кей слабо кивнула головой, всхлипнув, произнесла:

— Я не могу говорить, — и ушла в свою комнату с малышом на руках.

Жаркий огонь добро подмигивал сквозь круглые маленькие отверстия в печной дверце — заботливая Мит-Итен затопила и здесь. Кей села прямо на пол, покрытый ковром, спустила с рук Грэга.

В глазах стояла горячая влага. Ей надо побыть одной — говорить с Джейком о том, что произошло, слишком тяжело и больно. Она не могла отвечать сейчас на вопросы, не хотела, чтобы кто-то видел ее слезы.

Как тяжело выговорить слова: «Лэстин стал баймом. Он хотел меня изнасиловать». Потому что это звучало неправдоподобно, жестоко, безнадежно, страшно. Почему это случилось? Почему именно с Лэстином? Это она, Кей виновата? Из-за того, что Лэстин был влюблен в нее? Или из-за того, что она носила брюки? А если бы она ходила только в платье, ничего бы этого не произошло? Может быть, ей надо было ответить на ухаживания Лэстина, может, надо было согласиться стать его женой? Что она должна была делать, и что она делала не так? А, может, и она скоро станет бегать за людьми по городу с ножом в руках? Ведь жила же бестолково ее мать, и отец, и отчим — по сути, отвратительной была жизнь всех ее родных, кроме нее и Тома.

Да, верно это ее вина. На ее руках кровь убитого человека, из-за нее погиб Риверс. Вспомнив об отчиме, Кей почувствовала, как мертвенный холод охватил душу. И глухая тоска заскребла, затерлась внутри, вызывая боль. Она не должна была убивать его. Она совершила страшную ошибку…

Вот и Джейк всегда увещевал не делать ничего такого, что могло бы привлечь в город зло.

Кей понимала, что надо спускаться вниз, надо покормить Грэга, поговорить с Джейком. Но где найти сил для этого? Время словно остановилось, и все заботы, такие привычные и простые, отступили на второй план.

А ведь Джейк ничего не знает. Не знает, что Лэстин никогда уже не будет петь песен вместе с ними, и никогда не будет молиться. Баймы не способны делать что-либо доброе, они не меняются. Обратного пути для них нет. И теперь Лэстин будет воевать против Такнааса, теперь он их враг? Как тяжело даже думать об этом, а принять и смириться — так и вовсе невозможно…

В доме стояла такая тишина, что слышно было, как тикают часы в коридоре. Почему все-таки Джейк не поднимается к ней, чтобы спросить, что случилось?

В тишине Кей хорошо услышала, как хлопнула входная дверь. Марк О'Мэлли — а это был он — громко позвал:

— Джейк! Это я, Джейк, ты дома?

Джейк отозвался, и Марк резко сказал:

— Лэстин переродился, Джейк.

— Я знаю.

— Рассказала Кей?

— Нет, Создатель открыл мне. С Кей пока не стоит говорить — она сильно переживает. Нам всем тяжело, а ей особенно.

— С ней ничего не случилось, Лэстин ее не тронул?

— Нет, не ходи к ней. Пойдем, я должен закончить перевязки, а потом поговорим и помолимся.

Значит, Джейк все знает. Кей вздохнула. Откуда он мог знать? Что значит: «Создатель открыл мне»? С Джейком всегда так, он частенько что-то знает и молчит.

Маленький Грэг, до этого игравший на коврике, подошел к Кей, заботливо и удивленно посмотрел ей в лицо. Потом обнял за шею и, картавя, сказал:

— Мама Кей, ням-ням. Поси ням-ням.

«Ням-ням» Грэг называл кашу. Малыш был голоден, его надо было накормить.

В Желтом Доме еще оставались двое раненых: один — командир пограничного отряда Самэйн Саунс, раненый в бедро и только-только начавший подниматься с постели, и второй — рыжеволосый молодой парнишка, ровесник Кей, смешливый и озорной. Его звали Тэн-Эмеи-Саен. Он был ранен в руку, но его рана уже затягивалась, и он вполне мог бы вернуться в казармы. Но Тэн не торопился, поясняя, что жизнь в Желтом Доме его вполне устраивает, и устраивает еда, особенно пироги Мит-Итен. Поэтому он все еще жил у них.

Кей подумала, что наверняка Джейк и остальные мужчины уже поели, и спустилась с мальчиком вниз. В глазах все еще стояли слезы, и разговаривать ни с кем не хотелось. Кухня оказалась пустой. Из-за прикрытой двери в лабораторию доносились голоса, но слов было не разобрать. Значит, и Джейк и Марк сидели в комнате у Тэна и Самэйна. Может, они молились, может, просто разговаривали. В раковине на кухне лежали стопки грязных тарелок.

Перемыв посуду, Кей наскоро покормила ребенка, начинавшего капризничать, и унесла его купать в ванную. Самой ей есть не хотелось — кусок не лез в горло.

Купание всегда нравилось Грэгу. Он переливал водичку из деревянных чашечек, шлепал по воде руками. Занимаясь с малышом, Кей немного успокоилась. Череда привычных дел притупляла боль потери. Желтый Дом, такой родной и теплый, был для Кей надежным пристанищем, под кровом которого она получала утешение и силы для дальнейшей жизни. Этот дом стал для нее символом спокойствия и покоя, лишь в нем она узнала настоящее счастье.

А ведь Кей думала, что теперь, когда она живет в Суэме, никакие горести ей уже не грозят. Самой большой ее печалью была только безответная любовь к Марку О'Мэлли. А теперь хаос и растерянность, горе и беспомощность опять ворвались в ее жизнь. Как теперь жить в Такнаасе, когда такие непонятные вещи происходят с ее близкими друзьями? А вдруг и с Марком такое случиться? Слезы опять полились из ее глаз, но Кей быстро вытерла их. Сейчас не время плакать. Маленький Грэг устал, его нужно уложить в кровать, укачать, спеть песенку.

Грэг уснул быстро, но сама Кей все не ложилась. Глядя на отблески огня, гудевшего в печи, она сидела на полу, все еще думая о Лэстине. Неожиданно постучали в дверь. Это был Джейк. Он спросил негромко:

— Кей, ты спишь?

Не отрывая глаз от огня, Кей ответила:

— Еще нет.

— Может, попьем чай, поговорим?

В голосе Джейка звучали такие знакомые, спокойные и теплые нотки. И Кей поднялась с пола:

— Ладно, хорошо. Я сейчас спущусь.

Часы в коридоре показывали четверть двенадцатого. Довольно поздно — Кей не заметила, как промелькнуло время.

На кухне на столе стоял горячий чайник, рядом с пирогом и конфетами. Джей разливал в две кружки чай, пахнущий ароматными травами. Лекарь казался усталым, двигался медленно, приволакивая хромую ногу, но его глаза были ясными, печальными, спокойными. Кей молча села на стул напротив плиты, в которой догорали поленья. Джейк подал ей кружку чая и большой кусок пирога, негромко заметил:

— Мне кажется, ты не ужинала.

Кей только молча, кивнула.

— Тогда тебе надо поесть.

Потом он осторожно добавил:

— Я знаю, что произошло с Лэстином.

Кей еще раз кивнула:

— Я слышала ваш разговор с Марком.

Тогда Джейк присел на корточки возле нее и заглянул в лицо, внимательно и проникновенно.