Марина Дяченко - Маг дороги (сборник)

А нищий, видя мой страх, ухмыльнулся беззубым ртом и заорал во весь голос:

— Чтобы вы все сдохли! Чтобы! Вы! Все!

— У зла нет власти, — забормотала я сквозь подступающие слезы. — У зла нет власти…

И провела рукой, как показывал Гарольд, но даже дым не разогнала.

Нищий выпрямился, горб его пропал, весь он стал выше и толще, рот разинулся черной дырой.

— Сдохли! Сдохли!

— У зла нет власти! — Я уже ревела. Потому что ясно же: «волшебные» слова — вранье, у зла есть власть, да еще какая!

— У зла нет власти, — сказал кто-то за моей спиной.

Нищий вдруг заткнулся на полуслове. Посмотрел поверх моей головы; потом съежился, как моченый помидор, который прокололи вилкой. И стало ясно: все, что он говорил, — всего лишь болтовня старого, злобного, выжившего из ума человека. У этого беззубого зла действительно нет власти ни над чем…

Нищий снова закрыл глаза и моментально заснул. Или притворился, что спит.

А у меня за спиной стоял Гарольд. Бледный-бледный. И губы у него тряслись.

И всю обратную дорогу, до самого замка, он не сказал мне ни слова.

— Ну скажи, что я сделала неправильно?

— Ты все сделала неправильно! Ты вообще ничего не сделала! Вместо того чтобы остановить зло, ты стала подкармливать его своим страхом. Я тебя об этом просил?

В большой и очень уютной комнате горел камин, пахло свежим деревом, дымком и сеном. Вдоль стен тянулись лавки с тюфяками, ложись себе — и отдыхай, слушай тишину за распахнутыми окнами, мечтай о полетах…

Как бы не так.

Я, скрючившись, сидела на лавке, а Гарольд, черный как туча, расхаживал из угла в угол. И это у него получалось так свирепо, что любой тигр в клетке позавидовал бы.

Мой страх улегся. Осталась только обида.

— А о чем ты меня просил? Подойти и сказать слова! Я подошла? Сказала? А что вышло не так — так ты меня не научил, как надо!

Он бросил на меня такой взгляд, что я отодвинулась назад на своей лавке. Еще драться полезет, чего доброго. Ну, пусть попробует, я его до крови укушу.

— Знаешь, — сказал он в сердцах, — если бы его величество… сам не сказал, что у тебя есть талант, — я бы…

И он замолчал.

— Что? — спросила я ехидно. — Не поверил бы? Королю бы не поверил, да?

Гарольд ничего не ответил. Еще раз прошелся из угла в угол.

— А знаешь, — сказал вдруг спокойно. — Давай спать. Завтра рано в поход… Если ты не передумаешь, конечно. А то ведь, пока не протрубит труба, можно попросить его величество вернуть тебя обратно… откуда взяли. Ты только скажи…

Он отошел в дальний угол и там улегся на соломенный тюфяк. Укрылся клетчатым шерстяным одеялом и вскоре засопел.

Разумеется, я не заснула.

Пусть тюфяк был чистый и в меру мягкий, пусть огонек в камине так уютно потрескивал, пусть снаружи за окном потихоньку пели ночные птицы и светили огромные, ненатуральные, сказочные звезды. Пусть все было хорошо — но мне-то было плохо.

Во-первых, стыдно и страшно было вспоминать мое первое «магическое» задание и как я его провалила. Это вам не контрольная. Если бы Гарольд не вступился — прямо и не знаю, что со мной стало бы.

Во-вторых… меня страшно обидели слова Гарольда. Он не верил, что я маг. Он хотел, чтобы я струсила и сбежала в свой мир. Он прямо мечтал об этом. Тогда бы он сказал Оберону с притворной грустью: «К сожалению, ваше величество, она всего лишь девчонка, да еще и маленькая для своих лет. Я очень хотел научить ее магии. И я бы ее научил, конечно, если бы она не перепугалась…»

И когда я воображала Гарольда, который говорит все это Оберону и сокрушенно качает головой, мне хотелось грызть одеяло.

С другой стороны, мне очень хотелось домой. Прямо-таки до слез. Отсюда, из Королевства, все домашние беды казались маленькими и ненастоящими.

Гарольд сопел во сне. Как-то очень громко, ненатурально сопел. Я вдруг подумала: а так ли просто ему заснуть? Ведь если я провалила первое задание — то и он провалился как учитель. А Оберон ведь ему доверяет…

Будто в ответ на мои мысли Гарольд засопел громче и перевернулся с боку на бок. И захрапел так, чтобы всем было ясно: спит человек.

Камин догорал. Скоро в комнате стало совсем темно.

Открываю глаза — а в окна бьет солнце. На полу соломинки блестят, как золотые. В дальнем углу комнаты сидит Гарольд и натягивает сапоги.

— Подъем. Иди умывайся.

— Доброе утро, — сказала я вежливо.

В коридоре был рукомойник, я еще вчера запомнила, где он стоит. И только я задумалась, как половчее себе на руки слить из ковша — как появилась женщина в переднике, кругленькая, веснушчатая, приветливая. Мне показалось, что я ее где-то раньше видела.

— С добрым утречком, новый маг дороги! Давайте-ка пособлю… Отхожее место, — она понизила голос, — нашли уже?

Отхожее место я нашла еще ночью. Просто горшок в закоулке, и все.

— Умывайтесь, собирайтесь, скоро выступаем… — Она лила мне воду в ладони, вода была холодная, тугая, с меня сразу же слетели остатки сна. — Нате вот, — протянула чистое полотенце. — Тут вам одежку прислали из мастерской — по особому заказу… Гарольд! — крикнула она в комнату. — Его величество велел поторопиться!

— Сейчас, — глухо отозвался мой учитель. Женщина бесцеремонно сунула нос за дверь:

— И чтобы ты мне старую куртку не бросал здесь, а с собой взял. Она теплее новой, а в горах будет мороз.

— Ну чего ты, ма, у меня и так сумка лопается…

— Ты слышал, что я сказала?

— Ну, слышал…

— Давай-давай, уже трубачи к воротам поехали. Через час выступаем.

И она убежала куда-то, на ходу одарив меня улыбкой. Я поняла, на кого она похожа: тот же веснушчатый нос, длинные бесцветные ресницы, каштановые волосы. Только Гарольд был тощий и костлявый, а мать его — круглая, как мячик.

На лавке, где я спала, лежал объемистый мешочек. Одежда?

— Это кому? — Я была уверена, что вчерашние обноски так со мной и останутся на весь поход.

— Тебе, — ответил Гарольд, не глядя. — Мне, что ли?

Я протянула руку, осторожно раскрыла мешок…

Ух ты!

Полотняные рубашки, как раз моего размера, три штуки. Нитяные штаны — две штуки. Жилет с нашитыми на него стальными пластинками, но все равно не очень тяжелый. Кожаная куртка — скроенная точно по мерке, красивая и мягкая, на железных застежках, с отворотами на рукавах. Штаны — тоже из кожи тончайшей выделки. Теплый плащ — кажется, шерстяной, темно-синий, с гербом. Пояса, платки, еще какие-то замечательные мелочи и — внимание! — сапоги. Если бы Зайцева увидела меня в этих сапогах, да в школе…

Она бы умерла от зависти. Упала бы на пол и умерла на месте. Вот какие это были сапоги.

— Это все мне? Это мне? Это все-все мне?!

Гарольд смотрел на меня удивленно и немножко презрительно. Под этим взглядом я, как могла, умерила радость: все-таки я маг дороги, а не девчонка в универмаге.