Владимир Пекальчук - Живые и мертвые

И в следующий момент из тени навстречу плавно вышел эльф, тоже полный решимости выяснить, кто это топает по тропинке, нимало не прячась.

Брови его поползли вверх: уж орка встретить в своем лесу эльф точно не ожидал. А за ним уже блестят в темноте выпученные глаза идущих следом эльфов помоложе…

Стоило тогда сжать зубы и промолчать в ответ на роковой вопрос судьи… и сейчас всего этого не было бы. Ни мучительного, бесконечного пути в никуда, ни многократных нарушений незыблемого закона… Мертвым нет места среди живых… Мертвым не положено смотреть на живых… Все это уже нарушено. И сказать в свое оправдание на суде предков будет совершенно нечего, в конце концов, оправдание есть признание вины.

Он шагнул в сторону и так и остался стоять спиной к тропинке, лицом к густой чащобе, закрыв глаза. Просто представить себе, что его тут нет. Что эльфы не видят его, что вековечный закон не нарушен… А о том, что будет, если они сейчас заговорят с ним, лучше не думать.

Послышался короткий возглас, прервавшийся отрывистой, резкой командой идущего во главе воина. И тишина, только едва слышны мягкие шаги приближающихся эльфов… ближе… ближе… рядом…

Никто ничего не сказал. Эльфы гуськом шли мимо, не говоря ни слова ни ему, ни друг другу. Ну конечно же! Старший сразу все понял, лишь завидев, как странный отощавший орк в грязной, изношенной, некогда праздничной одежде отворачивается от него и сходит с тропы. И запретил своим спутникам говорить с чужаком, а может быть, даже и смотреть на него.

Изгой испытал чувство глубокой признательности к длинноухим, особенно к их вождю. Что и говорить, они его крепко выручили. Он постоял так немного, затем, понимая, что совершает еще одно чудовищное преступление, скосил глаза вслед уходящим эльфам. Так и есть, идут, сосредоточенно глядя в затылок товарищу впереди.

Вот теперь стоит убраться не мешкая, пока еще на кого-то не наткнулся. Конечно, после этой встречи эльфы точно будут знать, что в их озерце искупался покойник. Проклятье, какое оскорбление и им и предкам.

Чуть дальше над тропой нависает дерево – это его ветки шуршали, задевая одежду эльфов. Прочь отсюда, да побыстрее… Вот только куда дальше идти, чтобы ни на кого больше не наткнуться? Да и вообще, почему эльфы оказались в таком глухом месте, наверняка вдали от своих поселений?! Эти-то вовсе не купаться шли.

На миг прикрыл глаза, вспоминая… Луки у двух или трех. Остальные с парой сабель или прямым клинком каждый. Нет, это не патруль. Это боевой отряд, но вряд ли эльфы собираются напасть на людей – идут не в ту сторону, к тому же на войну с людьми берут луки. С кем могут воевать эльфы в своем же лесу?!

Он открыл глаза и остолбенел: прямо перед ним развилка, тропа разделяется. И прямо посередине сидит большой седой волк с зеленоватой шерстью. О нет, только не опять! Отвернуться, как можно быстрее отвернуться!

Конечно, это никакой не волк. Старый шаман гро-Бакхг из-за своей привычки натирать седую шевелюру листьями мяты всегда казался зеленоватым. И даже когда он обращался в степного волка, этот волк тоже выглядел таким же, так что и в этом обличье старого шамана легко узнавали все, в том числе бывший ученик. Вот только что делает почтенный гро-Бакхг здесь, в этом лесу, так далеко от дома?!

И тут же в голове молнией мелькнула мысль: так ведь старый шаман умер уж лет тридцать как! Он повернулся к волку вновь и моргнул: да, вот он, седой степной волк, никакой не мираж и не обман зрения.

– Приветствую тебя, гро-Бакхг, – негромко сказал изгой и вздрогнул.

За прошедшие дни он, оказывается, успел отвыкнуть от собственного голоса. Все-таки как хорошо, что старый шаман вернулся из города предков: ведь он тоже мертв, с ним хотя бы можно поговорить.

Волк чуть наклонил голову набок, затем поднялся с земли и неспешно потрусил, прихрамывая, по левой тропе. Да, никаких сомнений, это шаман: даже хромает на ту же ногу, поврежденную когда-то очень-очень давно в схватке с неведомо как забредшим в степь троллем. Вот только зачем гро-Бакхг вернулся за ним? Поди догадайся, ведь он всегда был загадочным, всегда знал больше, чем говорил. И теперь коль шаман пришел из страны предков, то уж точно неспроста. Посему его ведомому ни к чему проявлять любопытство, достаточно просто идти следом. Когда придет время – все само встанет на свои места.

Он забросил топор на плечо и двинулся следом за седым волком: гро-Бакхг точно знает верный путь и наверняка уведет своего недостойного ученика от ненужных встреч.

Стоит на миг прикрыть глаза – и перед мысленным взором вновь появляется стоящая на отшибе палатка старого шамана, покрытая витиеватыми узорами, шесты с черепами степных львов, тролля, медведя и еще нескольких тварей поменьше, каждая из которых имела неосторожность сойтись в поединке с гро-Бакхгом, когда тот был молод или уже не очень. Сам шаман сидит у очага, помешивает что-то в маленьком котелке. Должно быть, лекарство… Помешивает и приговаривает слова заговоров, чертит пальцем знаки на закоптелом пузе котелка, рассказывает что-то в перерывах между заклинаниями. Детство, детство… Хорошее было время, полное мечтаний о сражениях, подвигах, славе… Тогда в мальчишечьей голове была даже не вера – знание. Знание того, что это непременно случится – подвиги, слава… И случилось. Великие деяния, слава – все было. Один только бой с горным львом чего стоил. Дети Камня тогда долго пытались убить зверя, режущего их скот, да только никак не могли поймать. Уж больно хитрый был хищник. А он… он просто шел с войны, возвращался с телмарской границы в родные степи да и остановился погостить у дальней родни… Узнал о льве, пошел и убил. Казалось, сами предки вывели его прямо к новому логову твари. И был жаркий, но быстрый бой, и раны от когтей на груди, и двойная победа: домой он уходил с двумя трофеями, шкурой льва и женой – самой красивой и сильной девушкой из Детей Камня… Мевара, Мевара, зачем ты тогда так неосторожно выбрала себе в мужья такое жалкое ничтожество?! Почему не разглядела сквозь могучие грудные мышцы трусливое заячье сердце?!

Волк остановился, прервав горестные мысли своего бывшего ученика. Взглянул вдоль тропы и словно сделал приглашающее движение головой.

Кусты расступились, открывая взору небольшую полянку и омерзительную тварь посреди. Чудовищная, гадкая помесь волка и двуногого прямоходящего существа… Эльфом оно было или человечком? Неважно. Теперь это склонившийся над растерзанной тушей овцы оборотень-волкодлак.

Про оборотней старый шаман знал немало – да про что он знал мало?! – и охотно рассказывал об этом, греясь у огня по вечерам:

– У каждого из нас в душе живет зверь. У всех, даже у людей и дварфов. И у каждого зверь этот свой, и характер у него тоже есть. В каждом разумном существе всегда просматриваются черты зверя, и, если уметь, можно слышать его голос у себя внутри… Можно даже ненадолго самому становиться зверем – да только это не всем дано, и не всем оно и надо… Забывается понемногу старое искусство единения со своим диким началом…