Ирина Баздырева - Жена Дроу

— Наверное, это был его отец, и он спас своего сына, перепрятав его в другом месте.

Снова последовало продолжительное молчание, но Ника терпеливо ждала, зная, что Дорган продолжит свой рассказ, и оказалась права.

— Когда я покинул Мензоберранзан в первый раз, уйдя в Дикое Подземье, то поселился в этой пещере. В первые же дни я ощутил чье-то невидимое, но явное присутствие. Однажды, после удачной охоты, я поделился своей добычей с гоблинами. За трапезой мы разговорились, и я сказал, что живу в пещере Отшельника, чем вызвал их волнение. Это место почиталось ими священным. Я не мог с этим не согласиться и рассказал о своих странных ощущениях, которые испытываю, каждый раз находясь в ней. Они разволновались еще больше и попросили меня провести их туда. Но сперва привели меня к матери Отшельника, уже старой и дряхлой самке гоблина. Услышав мой рассказ, она умоляла отвести ее в пещеру, и я сделал это, подняв ее на уступ с помощью магии. Едва она вошла в нее, как жалобно завыла от горя. До этого дня у нее еще оставалась какая-то надежда на то, что ее сын жив. Она сказала, что в пещере до сих пор обретается дух ее сына, и это он беспокоил меня, потому что ему нет покоя. Она сказала, что ее сын всегда хотел быть погребенным по примитивному обряду народа его матери. Но я не знал, где искать останки Отшельника. В Диком Подземье такое невозможно, но только не для материнского сердца. Мы шли, следуя указаниям старухи, которую на носилках несли два гоблина. Ее же в это время вел дух ее сына. Мы шли, пока не вышли к месту, где когда-то разводили большой костер. В его пепелище, мы нашли чьи-то обгоревшие останки. Среди обугленных костей был почерневший, оплавленный медальон, но и в том, что осталось от него, несчастная старуха сразу же признала амулет Отшельника. Пока гоблины причитали над ним, я, чтобы не мешать их горю, осмотрел все вокруг и под валуном нашел сверкнувшее при свете факела кольцо с потускневшим камнем. После того, как оно отдало своему владельцу всю магию, что была накоплена в его камне, необходимость в нем отпала, и его попросту выбросили. Это кольцо я передал так и не принявшей свершившегося матери Отшельника. При виде его она перестала выть и скулить, и оскалилась. Я так и не понял, что она тогда, визжа, выкрикивала, пока гоблины, сопровождавшие нас, не попятились от нее, схватившись за свои нехитрые обереги. Они сказали, что мать Отшельника насылает страшное проклятие на отца своего сына, потому что признала его кольцо. Останки Отшельника были погребены так, как он желал и его дух успокоился. Я слышал, что мать Отшельника умерла на его могиле, сразу же после того, как до нее дошла весть, что маг, отец Отшельника, неожиданно покончил с собой.

Потрясенная Ника, молча оглядывала пещеру, в которой ей предстояло провести ночь. Да уж, после такой сказки перед сном навряд ли она сможет уснуть.

— Ни одного хорошего слова не найдется для дроу, правда? - с заметной горечью произнес Дорган.

— Всегда и везде найдется кто-то, кто мыслит и чувствует иначе, чем большинство. Как, например, ты и твои друзья.

Дорган отвернулся, ясно давая понять, что не намерен дальше говорить на эту тему. Ладно. Вообще-то, ее не касаются чужие секреты и разборки, просто она хотела сказать, что с дроу не все так уж и плохо. Казалось, с чего Доргану быть с ней откровенным, и все же его отказ говорить с ней о своих тайнах задел ее. А с какой это минуты, она начала считать его своей собственностью? Но из непонятного ей самой упрямства, Ника решила не отступать от этого разговора, хотя бы для того, чтобы почувствовать, до какого предела простирается ее власть над ним.

— Вот и Вифелла отпустила нас, сдержав свое слово не преследовать нас.

— Ее мысли и чувства ты меряешь по себе, - отозвался Дорган. - Она отпустила нас потому, что это, прежде всего, было выгодно ей. Из Дикого Подземья живыми не возвращаются, но она обязательно примет во внимание то, что мы имеем диск и, что я довольно неплохо знаю Подземье. Пустив по нашему следу наемных убийц или монстра, она одновременно с этим, наверняка, отдала приказ на все форпосты убивать каждого, кто приблизится к ним со стороны Дикого Подземья. Она сделает все, чтобы не пустить нас обратно в Мензоберранзан. Для этого города, мы уже не существуем.

Ника, занятая тем, что выпутывала съехавшую с распавшегося узла волос бриллиантовую сетку, но только еще больше запутавшая ее в них, спросила:

— Почему Паучья королева отпустила меня? - и окончательно потеряв терпение, дернула сетку из своих волос.

Покинув свое место, Дорган подошел к ней.

— Позволь, я помогу тебе, - он быстро распутал ее волосы, высвобождая из них зацепившийся камень, и положил ее Нике на колени, склонившись к ней так близко, что ее дыхание сразу сбилось.

— Ллос отпустила тебя, увидев, что ты полна мной, - тихо проговорил он.

Своей близостью Дорган сбил ее с толку, и она ничего не поняла из того, что он ей сказал. Она словно оказалась в пустоте, из которой выкачали весь воздух и только молча кивнула, боясь выдать свое состояние, так ее потянуло к Доргану. Но он быстро отошел.

- У меня нет воли, сопротивляться тебе… и я не хочу сопротивляться. Меня удерживает только страх того, что я подвергну тебя опасности. При совокуплении я уязвим и не смогу защитить тебя.

— Мы бы с тобой не совокуплялись, а занимались любовью, - брякнула первое, что пришло ей на ум, Ника.

“До чего ты дожила, Караваева! Опустилась до того, что уже начнешь приставать к мужчине” - костерила себя она.

С видимым нежеланием эльф занял свое место у входа в пещеру и оттуда смотрел на нее своим жутким, светящимся красным отблеском взглядом. Стараясь разрушить неловкость, вставшую между ними, Ника натянуто рассмеялась:

— Знаешь, а у нас теперь не только мужчин наказывают за приставания, но и женщин. Так что ты вполне мог бы впаять мне иск за сексуальное преследование.

— Никогда такого не будет, - напряженно отозвался эльф. - Я мечтаю о том, чтобы ты преследовала меня.

- Почему же ты, так яростно сопротивлялся, когда я… ну… по-хорошему попросила тебя покричать? Я хотела договориться с тобой…

— Я тогда еще ни в чем не был уверен, хотя на Совете, ты выдала себя с головой. Дроу никогда не будут с таким упорством отстаивать чью-то жизнь, как это делала ты. Но Матери решили, что это очередная изощренная игра Фиселлы. И… после той ночи… я уже больше не принадлежу себе. Каждый миг, все три круга Нарбонделя, я жил ожиданием того, что ты призовешь меня к себе, а когда понял, что этого не произойдет, мне пришлось так обойтись с тобой.

— Это было так необходимо? Что-то связанное с обетом, данным Фиселлой Ллос? Ты обещал все объяснить. Кажется, сейчас самое время для этого.