Ирина Чернова - Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать

Вечером наша траурная процессия подошла к постоялому двору. Юнг сделал знак остановиться и пошел к хозяину, оставив нас сидеть на траве под присмотром своей братии.

- Поднимайтесь, чертово семя, - беззлобно ругнулся он, - пошли все вон в тот сарай, - и указал на открытые двери каменного строения. Там и переночуете, сена хватит на всех.

Спать на сене - удовольствие ниже среднего. Это только в кино герои катаются по сеновалу, занимаются там любовью в полураздетом виде или просто спят. Чушь это все, сено колется и залезает в самые различные места, сыплется за воротник и в штаны, а спина после него чешется, как будто ты спал в муравейнике. Покрутившись, я пристроилась на голых досках, лежа на животе - так хоть ничего кусать не будет. Остальные попадали именно в сено - как они выдержали там эту ночь, не знаю. Я бы умерла, это точно, или исчесалась.

Самое интересное было то, что нам принесли еду - остатки подгоревшей каши, залитые водой. Пока четверка Вольфа кривила носы, парни уже начали черпать кашу прямо руками и я поспешила присоединиться, памятуя о выпитой воде. Никогда не думала, что пресная подгоревшая пшеничная каша так вкусна... как и руки, облизанные и вытертые о сено. Пришла в голову мысль, что через некоторое время я буду с удовольствием хлебать из свиного корыта, забыв о высшем образовании и умении правильно вести себя за столом. Дела-а...

Окошки были сделаны под самым потолком и такие широкие и низкие, что выбраться через них даже мне было затруднительно, не говоря уже о взрослых мужчинах. Света через них практически не проникало и все повалились на остатки сена по углам, только Хайнц с Петером ушли к окну.

- Ну, что ты там видишь? - Вольф стаскивал сапоги, сидя на полу и по всему амбару пополз невообразимый запах. - Все во дворе торчат или как? И куда понесли наши пояса с ножнами?

- Лошадей увели, все ушли...жрать, поди, отправились! Да откуда ж мне видно, куда все унесли?

- Под задницы себе подложили! - к Хайнцу уже вернулась его жизнерадостность, но Вольф только крякнул и лег на спину, раскинув руки.

- Темнеет уже, народ шныряет туда-сюда...- продолжал докладывать Петер, переступая ногами по плечам и повыше подтягиваясь к оконцу под крышей, - вон поволокли курей щипаных...

- Что нам до твоих курей, ты смотри, много ли народу толчется там! - командир устроился поудобней и стал чесать заскорузлые пятки об деревянный пол. - Можа и уйдем отсюда...когда все притихнут. Вилли! - прикрикнул он, - посмотри-ка двери да стены... авось что придумаем!

- Смотрел уже, - протянул тот из темного угла. - Засов в руку, стены толстые.

- Ах ты ж ...- Вольф выпустил замысловатую тираду, - и ножей у нас нет, все отобрали...

Пока они препирались, я отошла в самый дальний угол, благословя темноту сарая. Пока мы шли, мужики облегчались на коротких стоянках, а я не могла сделать и этого. Спасала интересная особенность моего организма - без посещения туалета я могла обходиться достаточно долго, не испытывая затруднений, а два дня без воды и вовсе иссушили все внутри, так что выпитая вода разошлась почти без последствий, созревших лишь сейчас. Отжурчав свое, я пристроилась на небольшой охапке у подпорного столба, положив под голову локоть.

- Воды бы хоть дали, - Лукас повозился где-то рядом, устраиваясь на ночь. - Да и жрать опять охота...

- Жди, дадут! - Хайнц тоже откликнулся из темноты, - вон сено вокруг лежит, жуй его!

- Сам жуй! - огрызнулся Лукас. - Я что, коза или корова? Сколько еще они нас тащить будут с собой?

- А ты выйди, да спроси, - голос Вольфа докатился уже с другой стороны, не там, где он лежал, - потом нам расскажешь, повеселишь ответами. Можа еще придется и сено жрать...

Пообсуждав, что можно съесть в пустом сарае, они замолчали, а у стены запищала мышь, придавленная котом.

- Слыхали, как схарчили? - спросил Хайнц, но никто ему не ответил. - Скоро сами так будем мышей давить...- и, не закончив фразу, захрапел.

Утром нас вывели на двор и поставили большой котел с...ой, что там только не лежало! Не иначе рачительный хозяин долго собирал все объедки и решил на них подзаработать таким образом, как кормление арестованных. Арестованные сунулись было в котел, поморщились, но все же начали есть. Голод он, знаете ли, не тетка!

Рвать зубами остатки мяса и жира с костей я не смогла бы в любом случае - зубы не те, но вот пару пригоршней каши урвала для себя совершенно безболезненно. К ним еще достались корки, размокшие за ночь и которыми мужики побрезговали. Ну и зря, потому что пока они догрызали мясные остатки, я уже набила желудок размокшим хлебом и он перестал занудно ныть. Вода в бочке, возможно, была для умывания, но я напилась и уже не думала о таких мелочах, надеясь все-таки обойтись без тривиального поноса.

- Эй вы, разбойнички, - при этом грозном окрике солдаты Юнга заржали, тыкая друг друга пальцами, а тот, кто окликал нас, недовольно на них покосился, - пожрали и хватит, становись в колонну по одному! В строю молчать, иначе плеткой осажу за разговоры! Ты, - он ткнул толстой кожаной перчаткой Вольфа, - идешь первым, за ним ты, ты, ты....

Вилли, Петер, Хайнц, Гунтер, я и Лукас покорно выстраивались в требуемую колонну во дворе, а рядом с нами занимали свои места всадники.

- Все готовы? Тронулись в путь, разрази вас гром, вперед!

По дороге Хайнц попытался что-то сказать Петеру и был осажен плеткой по плечу. Что порядки тут будут не сахар, это понятно, но получить просто так по голове или спине удар не улыбалось и все шли молча. На коротких привалах говорить под бдительным оком стражников было просто невозможно - стоило Гунтеру обратиться ко мне, как к нам придвинулся один из охранников и разговор свернулся сам собой.

- Март...ты это...держись, ладно? - парень виновато посмотрел на меня и я кивнула в ответ. - Глядишь, скоро и дойдем. Долго еще топать-то? - обратился он к тому мужчине, который был ближе всех.

- Ноги быстрее переставляй, вот и дойдешь, - осадил тот.

Что можно делать, когда идешь по незнакомой дороге, а говорить ни с кем нельзя? Только смотреть вокруг и слушать разговоры охранников. Дорога постепенно спускалась вниз и горы сглаживались, превращаясь в расползшиеся холмы, изредка разнообразящиеся скальными выходами и речушками. Становилось теплее, уходила утренняя промозглость и вечерняя сырость, все чаще попадались села по пути. Густые еловые мрачные леса сменились более жизнерадостными сосновыми, среди которых виднелись островки и лиственных деревьев. Встреченные по пути люди спешно покидали дорогу, стараясь не подходить даже близко к нашей процессии, а всадники с любопытством и брезгливостью рассматривали нас семерых, перебрасываясь разговорами с Юнгом. У тихой заводи, где устроили очередной привал, нас подпустили к воде.