Евгений Щепетнов - Монах

Перед шлагбаумом, к которому подъехали Андрей и его спутники, стояло пять повозок, и по унылым лицам возчиков можно было понять, что стоят они давно и надеются на то, что уж в этот-то раз все пройдет без проблем, и притом знают, что их все равно обдерут как липку.

Фургон встал в очередь к остальным страдальцам, а Федор пошел узнавать расценки на проезд в славное графство.

Настенка проснулась и запросилась в кустики, а Андрей стал прохаживаться рядом с повозкой и привычно оценивать несение службы сотрудниками таможни. Это были солдаты, довольно прилично вооруженные и с начищенным и смазанным оружием, из чего он сделал вывод, что пользоваться им они умеют и командир этих стражников следит за состоянием их вооружения.

В остальном при взгляде на них не возникало ощущения регулярной воинской части — так, нечто среднее между захудалым ЧОПом и провинциальным отделом милиции: потрепанная одежда, движения какие-то вихляющиеся и нестроевые. Например, постовой у шлагбаума расстегнул рубаху до пупа, чесал во всех местах и беспрерывно харкал, отчего земля вокруг него была помечена желто-зелеными сгустками слизи. Он свысока смотрел на мающихся у шлагбаума купцов с их охраной и зевал, показывая, что они ему глубоко неинтересны и вообще низшие существа, недостойные и землю у его ног целовать.

Вернувшийся Федор был зол и пояснил, что такое вот скопление образовалось потому, что начальник таможни и его заместитель изволят обедать и после часок отдыхать, переваривая пищу, а если кому-то не нравится, тот может переправляться вплавь, держа свой груз на загривке.

Кипевший от злости Федор долго ругался, потом остыл и пояснил, что такая вот пакость здесь происходит всегда — не одно, так другое придумают, лишь бы лишние деньги содрать или просто унизить проезжающих.

Время текло муторно — неприятно было осознавать, что оно бездумно утекает из-за таких вот идиотов, перекрывших дорогу.

Настенке наскучило сидеть в повозке, и она стала носиться между фургонами, не обращая внимания на увещевания матери. Наконец Алене надоело вопить, и она погналась за дочерью с криком: «Вот я сейчас тебе задам, засранка этакая!» Девочка восприняла это как элемент веселой игры, затеянной матерью, и бросилась бегать по мосту, весело смеясь и хохоча во весь голос.

Андрей ухмыльнулся, глядя на это бесчинство, повернулся и полез в фургон, чтобы залечь в спячку на одеялах — все быстрее время пройдет, — когда услышал вскрик, плач и ругань. Ругался мужчина, грубым хриплым голосом понося этих проезжающих, и именно Алену и ее дочь, которые бродят где ни попадя, и так им и надо, поделом!

У Андрея сразу захолодело сердце от предчувствия неприятностей — он выпрыгнул из фургона и увидел бледную Алену, прижимающую к груди плачущую навзрыд Настенку.

Они с Федором сразу подошли к женщине и спросили, что случилось. Оказалось — из будки вышел таможенник, девочка случайно врезалась в него на бегу, и он ударил ее по голове, отбросив в сторону. У девочки пошла носом кровь, на скуле наливался огромный синяк — видимо, удар был довольно сильным, а может, она еще ударилась, когда падала на землю.

Андрей и Федор переглянулись и одновременно сделали шаг в сторону будки.

Федор, опомнившись, хрипло сказал сквозь зубы:

— Андрей, нельзя! Тогда нам придется перебить их всех! Остановись!

Андрей послушался, спросил лишь:

— Какой способ есть наказать его официально? Так, чтобы не докопались?

— Дуэль. Но надо сделать так, чтобы он вызвал сам. Если его ударить — это будет нападение на представителя власти.

— Хорошо. Будет вызов. Не вмешивайся. — Андрей повернулся к Алене, утешавшей всхлипывающую девочку. — Покажешь мне, кто из них?

Она кивнула, но сказала:

— Может, не надо? Уедем, и все? Заживет…

— Я не могу просто так это оставить, извини. Покажи мне его.

Минут через двадцать из будки вышли двое мужчин, один постарше, с властным и высокомерным лицом, второй лет тридцати, худощавый и высокий, молодцевато перехваченный перевязью, на которой висела сабля с украшенной золотыми узорами рукоятью. Его сапоги были начищены до блеска, и весь он был такой напомаженный, наверное, мнил себя завзятым сердцеедом. Но Андрей также отметил, что сабля вложена в потертые, видавшие виды ножны, а за пояс заткнут кинжал, и чувствовалось, что щеголь умеет пользоваться и тем, и другим.

— Кто из них? — спросил Андрей, и Алена, как он и ожидал, указала на высокого таможенника с напомаженной головой.

Андрей направился к беседующим таможенникам, на ходу выстраивая план действий. Подойдя к мужчинам, он обратился к старшему:

— Прошу прощения, что отвлекаю вас от важной беседы, не подскажете, кто тут начальник таможни?

— Я начальник! — с неудовольствием ответил тот. — А что хотели?

— Понимаете, в чем дело, я бы хотел пожаловаться на то, что какой-то умственно отсталый психопат ударил маленькую девочку, едущую в нашем фургоне. Мне сказали, что этот дебил из числа ваших подчиненных. Нельзя ли выяснить, кто это, чтобы я мог посмотреть в глаза этому трусу?

— Хм… — Начальник таможни замялся и покосился на стоящего рядом медленно краснеющего щеголя. — Вы можете подать жалобу графу Баданскому на действия моего подчиненного, если выяснится, что это был один из наших людей.

— Видите ли, я не сторонник кляуз. Мне бы хотелось посмотреть ему в глаза, глаза труса и подонка, который только и может, что поднимать руку на маленьких детей, и сказать ему все, что я думаю о нем, а думаю о нем я очень плохо, считаю, что такой трусливый идиот еще и импотент, поэтому он так ненавидит маленьких детей, ведь сам не способен произвести ничего подобного своим маленьким гнилым отростком!

— Ты, скотина! Да, это я ударил эту маленькую поганку, которая вертелась под ногами и мешала! А ты, деревенский увалень, ответишь за свои слова! Я вызываю тебя! — Щеголя перекосило от злости, он покраснел так, что, казалось, сейчас лопнет.

— Ах вот как! Господин начальник таможни, зафиксируйте где-нибудь — он меня сам вызвал, при всех, я его не трогал! Эй, трус, на чем будем биться?

— На саблях, деревенщина! Сабля и кинжал! — Щеголь посмотрел на столпившихся неподалеку подчиненных и купцов с охранниками, жадно наблюдавших за скандалом, и свысока бросил: — Через полчаса на площадке за мостом, на той стороне. Бой до смерти! Я тебя научу уважать воинов, деревенская скотина! Впрочем, наука тебе впрок не пойдет. Я тебя убью!

Красуясь перед подчиненными и купцами, щеголь развернулся и пошел чуть ли не строевым шагом на другую сторону моста.

Начальник таможни поманил Андрея к будке, крикнув толпе:

— Разошлись все! Это вам что тут, представление? Делами займитесь! — Он повернулся к Андрею и сдавленным голосом сказал: — Вы что делаете? Это Карнак, из дворян, его сослали сюда за дуэли при дворе, когда он убил там какого-то высокопоставленного типа! Другого бы за это повесили или отправили на жертвенный алтарь, а он отделался лишь ссылкой, и то ставлю свою саблю против медяка, через полгода вернется в столицу на белом коне! Если он убьет вас, а скорее всего так и будет, пойдут жалобы, что на посту творится безобразие, дуэли, таможенники убивают купцов! Дойдет до императора, могут устроить проверку — лишь бы повод был денег с графа стрясти, а граф обрушится уже на нас. А если вы убьете его, я вынужден буду голубиной почтой отправить графу сообщение о гибели моего офицера, и его семья обязательно сотрет вас в порошок! Вы соображаете, что делаете?! Тут везде люди графа, и он через полчаса уже будет знать, что его двоюродного брата убили!