Валерий Афанасьев - Игра вслепую

Тоска и беспокойство приняли просто угрожающие размеры. Надо было срочно что-то предпринять. Я разыскал Сонъера:

— Пойдем прогуляемся.

— Как скажете, мастер. Лук брать или только меч?

— Меча хватит, за город я сегодня не собираюсь.

Через пять минут мы вышли за ворота представительства, миновав обычную толпу зевак у входа.

Поход этот не ознаменовался бы ничем интересным, если бы не одна неожиданная встреча.

— А ты паразит! Что наделал, негодник!

Я невольно оглянулся. Такая темпераментная тирада не могла остаться незамеченной. Дед весьма почтенного вида схватил хворостину и самым решительным образом направился к юному отроку лет двенадцати. Тот испуганно отскочил в сторону, но совсем убегать не спешил.

— Получишь у меня сейчас! Опять из-за тебя забор красить!

— Деда, так же красивее, — тонким голосом оправдывался парнишка.

— Я тебе покажу «красивее»! Где это видано, чтобы забор был размалеванный?

— Смотри, Сонъер, а неплохо получилось.

Малолетний художник изобразил на заборе углем того самого деда, что приближался сейчас к нему с хворостиной. Сходство было заметно с первого взгляда. На картине дед гнал хворостиной козу. Юному художнику даже удалось передать удивленное выражение на морде животного.

— Да, похоже, — согласился охотник.

— Талант.

— Извините, милсдарь, — остановился дед. — Сейчас этот талант у меня получит.

— Отчего так строго? Красиво же получилось.

— На заборах рисовать не порядок, — как отрезал дед.

— А где мне еще рисовать? — Юное дарование шмыгнуло носом.

— Иди, закрашивай, — бросил дед. — И когда только успел набедокурить?

Парнишка отправился за кистью и краской.

— Так говорите, он быстро это нарисовал?

— Сладу с ним нет, милсдарь. Только успеешь отвернуться…

Парнишка вернулся, упрямо шмыгая носом.

— А еще что-нибудь нарисовать сможешь? — спросил я.

— А то как же. Могу животных или деревья. Или людей. Хотите, вас, мисдарь, нарисую?

Я улыбнулся:

— Меня, пожалуй, не надо. Со слов человека ты сможешь нарисовать?

— А это как? — оживился парнишка.

— Ну я тебе буду говорить, как выглядел человек, а ты рисуй.

Парнишка опасливо оглянулся на деда.

— За покраску забора мы заплатим. Сонъер, дай этому почтенному горожанину полсеребрака.

Охотник полез в кошель и достал требуемую сумму. Дед слегка поклонился.

— Угля принести? — поинтересовался он. — Вати с детства малеваньем балуется. Только это пока никому не было надо.

— Тебя, значит, Вати зовут? — спросил я у юного художника.

— Да, милсдарь, так меня назвали.

— И родители тебе рисовать не разрешают?

— Нет у меня родителей. Мы вдвоем с дедом живем.

— Ладно, потом расскажешь. Нарисуй нам человека. Форма лица примерно такая. — Я кивнул на одного из прохожих. — Нос прямой, длинный. Вот как у моего спутника, только еще длиннее.

— О ком это вы, мастер? — спросил Сонъер.

— Скажи, дружище, ты хорошо рассмотрел человека, друзья которого оставили тебе вот эту царапину?

Рана Сонъера была неопасной, но была хорошим напоминанием о нашей недавней стычке.

— Еще бы! Такого, пожалуй, забудешь!

— Вот его-то портрет я и хочу увидеть. Волосы прямые, длинные, глаза глубоко посаженные.

— Это как? — переспросил художник.

Я оглянулся в поисках подходящего примера.

Парнишка изрисовал весь забор прежде чем мы получили то, что надо.

— Ну вот. Не хватает одной детали. Вот так проходил косой шрам.

Вати изобразил шрам. Сходство было поразительным, на нас смотрел Допр. По крайней мере, так тот человек представился.

Случайные прохожие с любопытством заглядывались на эту галерею лиц.

— А графитовым стержнем на бумаге ты такой портрет нарисовать сумеешь?

— Не знаю, милсдарь. Кто ж мне даст бумагу? Они слишком дорога.

— Вати, у меня к тебе будет предложение. Как ты смотришь на то, чтобы получить работу?

— А сколько платить будете? — отозвалось юное дарование.

— Гхм. И тебя не интересует, какая именно это будет работа?

— Поди, посыльным нанимаете. А об оплате я спрашиваю, потому что хочу купить настоящие краски, а они, милсдарь, недешевы. — Парнишка печально вздохнул, заставив меня улыбнуться.

— Нет, не посыльным. А краски, бумагу и графитные палочки тебе покупать не придется. Я предлагаю тебе работать художником.

— Рисовать?

— Ну да, рисовать.

— Тогда я согласен даже без всякой оплаты.

— Зачем без оплаты? Много сразу не предложу, но пару серебраков в месяц будешь получать. Плюс возможность рисовать в свободное время то, что тебе вздумается.

— Готов приступить к работе хоть сейчас, милсдарь, — сказал парнишка.

— Тогда сделаем вот что. Ты знаешь, где находится почта?

— Знаю. Почту здесь каждый знает. Я собирался, как подрасту, пойти туда наниматься курьером. Говорят, их читать учат.

— Читать, значит, хочешь научиться? Тогда тебе понравится место будущей работы. Найдешь на почте человека, которого зовут Зирит, и скажешь, что виконт Вик принял тебя на работу. Кстати, Зирит будет твоим непосредственным начальником. Пусть он выдаст тебе два десятка чистых листов бумаги и графит. Твое первое задание — нарисовать двадцать таких вот портретов. — Я кивнул в сторону изображения Допра.

— Спасибо, милсдарь. Я только покрашу забор и побегу.

— Иди-иди, шалопут, забор я сам покрашу, — отозвался дед. — Спасибо вам, милсдарь.

— Пустое. — Я махнул рукой. — Пусть парнишка занимается любимым делом, у него это хорошо получается.

Мы двинулись дальше по улице.

— Мастер Вик, а зачем вам столько портретов? — поинтересовался Сонъер.

— Хочу собрать сведения о нашем «друге». Развесим портреты по городу и пообещаем награду за любую информацию об этом Допре. Быть может, он еще не покинул Занту.

— Не совсем же он глуп. Если попадется гвардейцам герцога или городской страже, ему не поздоровится.

— Кто знает, от этого Допра всего можно ожидать. Его портреты — это так, на всякий случай. Да и парнишка при деле будет. Талантливый он, быть может, большим художником станет. Если выберемся из этой передряги, организую в Занту художественную школу. Пусть дети учатся.

Сонъер удивленно покачал головой. А что, мысль неплохая, и герцогу наверняка понравится, любит Фагуа подобные идеи. Вот только где он, герцог? Жив ли? По законам империи, если о владетеле земель три года нет вестей, император может поставить вопрос об отчуждении этих самых земель. Обычно они переходят под руку ближайшего родственника, если таковой имеется. Будет ли применен этот закон к герцогству? Все-таки Фагуа — это не граф и не барон. Он очень влиятелен, и герцогство — это совсем не то же самое, что мой удел. Вот к моему поместью этот закон применим в полной мере. Но есть и обратная сторона медали — официальные обвинения мне не предъявлены и вряд ли могут быть предъявлены в мое отсутствие (таковы местные законы). Если я не попаду в руки врага, то какое-то время могу быть спокоен за свое поместье. По крайней мере, его не конфискуют.