Юрий Иванович - Коварные сентеги

Однако неистовства продолжались в постели всего лишь час, после чего красавица заботливо напомнила:

– Тебе еще надо выспаться. Нам предстоит трудный день, а вся основная нагрузка ложится на твои плечи…

И убежала. Минут десять Невменяемый лежал с открытыми глазами и несколько глупо улыбался, не в силах толком осмыслить то, что произошло. А потом, расслабленный, провалился в крепкий сон, который уже ничто не могло потревожить.

Утром Невменяемый чувствовал себя несколько неловко. Происшедшее ночью казалось иногда просто сном или наваждением. Но ведь больным себя мужчина не считал, и пережитые любовные игры мог легко отличить от сексуальных фантазий. Его руки отчетливо помнили все обворожительные изгибы тела женщины, побывавшей в его постели, да и некоторые иные признаки напоминали о свершившемся здесь соитии. И вроде бы ничего ужасного или противоречащего законам бытия не произошло, а вот некая недосказанность и тайна остались.

«Почему она пришла? Неужели так на нее повлияли те невинные заигрывания, которые я себе позволил во время вынужденного пребывания в рощице? Так ведь и Кашад заигрывал, даже больше, чем я… Теперь вот и ему неудобно будет в глаза взглянуть… Хм! Как-то нескладно получается…»

В дверь смежной комнаты он постучался с настороженностью. Никто не отозвался и после второго стука, поэтому Невменяемый смело двинулся вперед. В комнате никого не было, но не успел он ее и наполовину пересечь, как из комнаты Восходящего выскользнула раскрасневшаяся и жутко похорошевшая после ночи Риона:

– Ох! Я как раз за тобой! Завтрак уже доставили! – Но дверь за собой прикрыла плотно, встретив своего любовника жарким поцелуем и вполне здравым предложением: – Давай будем вести себя при твоем младшем брате так, словно ничего не произошло! А то он будет завидовать, да и мало ли что…

Это Кремона вполне устраивало. Не придется брать над девушкой официальную опеку, оказывать ей знаки внимания везде и при всех, объясняться с напарником или выслушивать от него дружеские подначки. Да и не стоило забывать о месте их пребывания и о статусе рабов. Создавать семейную пару пока не было ни малейшего политического или экономического интереса. И раз девушка предлагает подобное поведение, то лучше и не придумаешь.

Ответный поцелуй и короткие объятия скрепили договор.

Во время завтрака Невменяемый заметил, что Кашад задумчиво вздыхает, часто отводит взгляд на окно и почти не участвует в разговоре. Зато Риона щебетала за троих. Облака, в последние дни затягивавшие все небо, наконец рассеялись, и утро было солнечным.

После завтрака пришел Сату-Лгав в сопровождении Лейч-Еры и со стопкой книжек в руках.

– Ну и как вам почивалось, гости дорогие? – спросил он, закрыв дверь и сев на стул. – Я, признаться, словно заново на свет народился. Настолько мне родные стены в выздоровлении пособили. Ну и Лейч-Ера мне сильно помогла. Она, правда, не сравнится с Медиальтами, но тоже у меня целительница знатная. Пожалуй, раза в два больше меня знает…

Риона взглянула на него:

– Странно, тэш…Так почему же она сама целительской деятельностью не займется?

Сентег рассмеялся, раз десять прощелкав клювом:

– А вот с ответа на этот вопрос я и начну нашу первую лекцию. Если что-то упущу, сестра дополнит. Итак, объясняю сразу основной закон нашего общества, о котором я вам еще не рассказывал. А потом перейдем к тем неприятным исключениям из наших правил, о которых я обещал рассказать вчера. Так вот…

И он поведал вначале о том, как обязаны жить женские особи. Получалось несколько странно и однобоко. Каждая сентега, будучи, естественно, еще и Эль-Митоланой, была ущемлена в личной свободе. Она не имела права выбора профессии, собственного поведения в обществе и права путешествовать в одиночку. Нет, конечно, она не была рабыней! Ни в коем случае! Она считалась госпожой дома, объектом для воздыхания мужской половины населения, заботливой матерью семейства и олицетворением продолжения рода. Но! Ей нельзя было притрагиваться к оружию. Нельзя было работать или нести государственную службу. Нельзя было лечить посторонних, не входящих в ее семью. И уж тем более запрещалось делать карьеру Медиальта. Нельзя было копаться в артефактах и изучать способы их настройки. Нельзя было ездить на похасе. Слово сентеги ничего не значило на улице, при решении общественных вопросов и уж тем более на государственном уровне. Только дом. Только семья. И только дети.

К вышесказанному братом Лейч-Ера с некоторой грустью добавила:

– Он мне уже рассказал многое, в том числе и о жизни ваших женщин, об отношении к ним, о вашем праве выбора. И не стану скрывать, мне стало завидно…

Кашад хмыкнул и сказал:

– Ну вот, тэш, еще один уважительный повод для смены всего вашего образа жизни! Южная империя стоит на пороге великих преобразований!

Сату-Лгав замахал на него крыльями:

– Тихо, человек, тихо! Не так быстро и не так сразу! Ты себе не представляешь, что такое затронуть уклад, устоявшийся тысячелетиями! Взлелеянный и утвержденный нашими предками. Поддерживаемый не только сознанием, но и каждой клеточкой воспитанного на непоколебимых традициях тела. Да тут погибнут миллионы! Прольются реки крови! Да одно только известие, что на севере существует жизнь, приведет к войне. А ведь общество наше высокоразвитое. Мы доживаем до трехсот лет и больше. Люди живут стабильно почти до ста пятидесяти. Насколько я понял о вашей цивилизации, мы тут живем если не так же, то скорей лучше, чем даже в Энормии. А что уж говорить про иные ваши государства, еще недавно прозябавшие в беспросветной дикости? Хочешь, чтобы и у нас началась свара, кровавая вакханалия и откат в мрачное прошлое тотальной гибели и противостояния? Кому от этого будет польза?

Кашад нахмурился, обдумывая доводы вскипевшего сентега, в душе признавая их верными и логичными. А вот Риона не удержалась от язвительного высказывания:

– Всякий болар свой лес нахваливает! Кстати, давняя поговорка, тогда еще вообще не знали, что болары разговаривают… Тэш, не надо хвастаться тем, что в иных государствах считается самым премерзким делом: рабством. С ним надо бороться всегда, везде и беспощадно! А не защищать, прикрываясь тысячелетними традициями. И вашим женщинам пора давать полную свободу! А то чуть ли не цепями приковали разумных колдуний к ножке кухонного стола. Позор!

– Ох, какая ты шустрая! – продолжал кипеть хозяин дома. – Я ведь не утверждаю, что надо все оставить как есть, я говорю, что спешка здесь убийственна! Надо все делать постепенно, в течение нескольких веков…

Видя, что его друзья собираются продолжить спор на эту тему, Кремон резко выставил руки вперед ладонями, призывая к тишине, и заговорил: