Дэниэл Абрахам - Путь Дракона

— Простите, — сказал Гедер, — я всего лишь хотел -

Рев донесся с высокого стола. Полдюжины жонглеров в шутовских костюмах перебрасывали ножи по воздуху туда-сюда, пламя отражалось в лезвиях. Сидящие за высоким столом подвинулись, освободив место для шоу, и Гедер мог теперь ясно видеть сэра Алана Клина. Сквозь мельтешение ножей ему представлялась напряженность в плечах мужчины. Лживая веселость в улыбках и смехе. Затравленный взгляд горящих глаз. И, если это окажется правдой, это он — Гедер Паллиако — тому причина. И более того — Клин никогда не узнает. Никогда не проследит круги на воде.

Гедер смеялся и аплодировал, и делал вид, что смотрит представление.

После ночи катания на коньках на пруду у мельницы и сдавливающего горло ужаса следующего дня, все ночи Ситрин проходили одинаково. Сначала было изнеможение, до самых костей. Потом она укутывалась в шерсть и отдыхала несколько великолепных часов, но затем ее глаза распахивались, мысли начинали стремительно мчаться, а сердце нервно сжималось. В некоторые ночи она видела рыхлого антийского нобиля, который вновь находил спрятанные сундуки, но на этот раз кричал — и прибегали солдаты. Она воображала кошмарные картины, которые едва не стали реальностью. Убитый Сандр. Заколотая Опал. Мастер Кит, утыканный стрелами, и его яркая кровь на снегу. Маркус Вестер, который передает ее солдатам в обмен на безопасность каравана. А потом — то, что солдаты могли бы проделать с ней. То, что ничего этого не произошло, придавало страху почти сверхъестественную власть, будто она в долгу теперь за то, что почти сбежала, и расплата может оказаться более тяжкой, чем она может вынести.

Она боролась с этим, думая о Магистре Имманиэле, банке, торговых балансах и страховании, интригах и тонких выдумках, которые напоминали ей о доме. Это не приносило покоя, но помогало перетерпеть холодные темные бессонные часы, позволяло ей притвориться, что мир играл по правилам, и в игру эту можно было выиграть. Когда небо на востоке прояснялось, Ситрин падала в изнеможении, будто придавленная железным плащом, но заставляла себя встать, выйти наружу и прожить еще один невозможный день. К тому времени как они достигли Порте Оливия, она жила и ходила в каком-то полусне. Маленькие красные существа двигались и плясали в углах зрения, и самые невероятные идеи — ей нужно проглотить все бухгалтерские книги, чтоб сохранить их; Мастер Кит мог отрастить крылья, но не хотел, чтоб кто-то знал об этом; Кэрри тайно планировала убить ее из ревности к Сандру — обретали незаслуженное правдоподобие.

Все что, она знала о Порте Оливия, она знала из вторых рук. Она знала, что город находится на южной границе Биранкура и выживает за счет остатков торговли Востока с Вольными городами и за счет тех, кто проделывал дополнительный крюк, следуя с Запада, чтоб избежать нападений пиратов, которые охотятся в Кабрале. Большая часть богатства города проистекала из посредничества между Лионеей и Наринислом. Магистр Имманиэль называл это запасным для всех вариантом, но говорил так, как будто это была не такая уж плохая роль. Она представляла Порте Оливию как город резких границ и местечковой спеси.

Сам ее приезд сам был странным. Она помнила, как вела свою упряжку вдоль холмистой занесенной снегом дороги, а потом мальчишка куртадам, лоснящийся как выдра, трусил около ее повозки, протягивая руку и выпрашивая монетки, и лес зданий вырос вокруг. Порте Оливия был первым настоящим городом, который она видела кроме Ванаи. Тут был камень, там, где в Ванаи было дерево, и соль там, где в Ванаи — свежая вода. Ее первые впечатления о городе слились в неясные очертания узких улиц с высокими белыми арками, запахи помоев и морской соли, голоса чистокровных синнай, свистящих как зяблики. Она решила, что они прошли сквозь туннель в великой стене, как в старых историях о мертвецах, которые бродят от одной жизни к другой. Все это будто приснилось ей.

Она ничего не помнила из того, как наняла Маркуса Вестера и его подручного, в качестве своей охраны. Она даже не могла припомнить почему ей подумалось, что это хорошая идея.

Капитан на цыпочках пересек комнату по каменному полу. С койки на противоположной стене раздавался храп Ярдема Хэйна. Ситрин позволила себе выплыть из дремоты и в сотый раз оглядеть сырые маленькие комнаты. Слабый огонь мерцал за каминной решеткой, извергая в воздух сосновый дым, и красно-рыжие отблески плясали на дальней стене. Окно из скобленого пергамента загрязняло солнечный свет, который просачивался сквозь него. Ящики — содержимое повозки, которое она довезла так бережно из Ванаи, — были сложены вдоль стен как склад любого дешевого груза. Только наиболее ценное помещалось в углубленном железном сейфе. Едва десятая доля того, что они везли. Ситрин села. Она чувствовала себя разбитой, но голова была почти ясной.

— Утро доброе, — сказал Маркус Вестер, вежливо кивнув.

— Как долго я спала? — спросила она

— Пол утра. Полдень еще не наступил.

— Есть чего-нибудь поесть?

— Остатки колбасы с прошлого вечера, — сказал он, кивая в сторону маленькой двери из покоробившейся древесины, которая вела в единственную комнату.

Ситрин поднялась. Многие годы ее жизни проспать половину утра было едва достаточно, чтоб не заснуть до вечера. Теперь же это казалось роскошью. В задней комнате не было ни окна, ни двери, поэтому Ситрин зажгла свечной огарок толщиной в палец и взяла его с собой. Бухгалтерские книги, душа и память банка Ванаи, лежали на деревянной доске. На грубом дубовом столе обнаружился графин с водой и связка сероватых колбасок. Из маленькой ночной вазы за углом невероятно воняло. Ситрин облегчилась, и бросила туда две пригоршни пепла перед тем как закрыть крышку. Она отрезала несколько колбасок и, опершись о стол, съела их. Мясо, приправленное по сезону яблоками и чесноком, оказалось далеко не таким ужасным, как она ожидала.

Она жила так уже почти две недели. Маркус сторожил днем, Ярдем — ночью. Они как можно меньше рисковали выходить наружу. Единственным закрытым от посторонних глаз уголком была меньшая комната, со светом тусклого окна, камина и нескольких свечей. Все, что было нужно, покупали за деньги капитана. Выручка от продажи шерсти, повозки и мулов лежала в небольшом кожаном мешочке около уличной двери. Они получили за животных меньше денег, чем могли бы, но Ситрин решила, что женщина-первокровка, купившая их в конце-концов, хорошо о них позаботится.

Она скучала по мулам.

Ее волосы свисали жирными прядями. Ее единственной одеждой была та, что она получила, когда стала Тагом-перевозчиком. Она покончила с колбасками и вышла обратно.