Дэниэл Абрахам - Путь Дракона

Это не повторится вновь, сказал он.

И это не повторится.

Единственное яркое воспоминание Ситрин о родителях было связано с известием о их смерти. До этого были лишь обрывки, даже меньше чем очертания самих людей. Отец у нее ассоциировался с теплым объятием во время дождя и запахом табака. Мать со вкусом меда на хлебе и тонкой изящной рукой синнайской женщины, нежно поглаживающей ногу Ситрин. Она не помнила их лица и тем более звучание голосов, но хранила в памяти их потерю.

Тогда ей было четыре года. Ее детская была выкрашена в бело-сливовый цвет. Сидя у окна, она пила чай вместе с игрушечным чучелом тралгу, сделанным из коричневой мешковины и наполненный сушеными бобами. Она как раз расправляла его уши, когда вошла ее нанне с лицом бледнее обычного и сообщила, что чума унесла хозяина с хозяйкой, и Ситрин нужно готовится к отъезду. Теперь она будет жить где-то еще.

Она толком ничего не понимала. Смерть была для нее чем-то обыденным на тот момент, будь то лента которую нравится или нет носить в волосах, или количество сладкой овсянки, съедаемой по утрам. Ситрин не столько плакала, сколько чувствовала раздражение от перемен в ее планах.

Только позже, в своих новых более темных комнатах над банком, она осознала, что не имеет значения, как громко она кричала или рыдала. Родители никогда не придут к ней, потому что мертвы и им теперь все равно.

— Ты слишком переживаешь, — сказал Безель.

С довольным видом он неуклюже развалился на истоптанных деревянных ступенях. Довольным он выглядел в любом месте. В свое двадцать первое лето он был на четыре года старше Ситрин, его темные вьющиеся волосы и скуластое лицо, казалось, созданы, для улыбки. Будучи широкоплечим, словно работяга, он имел мягкие руки. Его туника, так же как и ее, украшена красно-коричневыми цветами банка. Но на нем она смотрится намного лучше. Ситрин знала, что у него полдюжины возлюбленных, и она им тайно завидовала.

Они сидели на деревянной скамейке выше Арочной площади, взирая на суматоху и неразбериху еженедельной продуктовой ярмарки, сотни тесно наставленных палаток из ярких тканей и тонких кольев вырастали из строений по краю площади, подобно молодым побегам на старом дереве. Главный канал Ванаи с пристанью находился справа от них, в зеленой воде которого суетились узкие лодки и отпорные крюки. Ярмарка гудела голосами торговцев рыбой и мясников, фермеров и травников, распродающих свой последний урожай лета.

Большинство из них были первокровными и черно-хитиновыми тимзинаи, но то тут, то там Ситрин замечала белое тонкое тело чистокровного синнаи, широкую голову и подвижные, как у гончей, уши тралгу, крепкую, вразвалку походку йемму. Ситрин выросла в Ванаи, и видела представителей практически всех рас хотя бы однажды. Как-то ей даже довелось увидеть топляка в канале, и он посмотрел на нее печальными черными глазами.

— Не пойму, как банк может примкнуть к Имперскому Антею, — сказала она.

— Мы не примыкаем к ним, — сказал Безель.

— Мы не примыкаем к принцу. Это — война.

Безель засмеялся. У него был милый смех. В тот момент Ситрин почувствовала гнев, но затем сразу же простила, как только он коснулся ее руки.

— Это просто театр, — сказал он. — Кучка людей встретятся на поле за городом, погрозят друг другу палками и мечами, поубивают сколько требует честь, потом мы откроем ворота антейской армии и позволим им тут несколько лет похозяйничать.

— Но принц…

— Отправят в изгнание. Ну или его пленят, хотя скорее отправят в изгнание. Так постоянно происходит. Баронесса в Гилее выходит замуж за принца в Астерихолде, и король Симеон решает, что Антее нужен противовес в Вольных городах. А потому он находит причину объявить войну Ванаи.

Ситрин нахмурилась. Безель выглядел таким довольным, таким беспечным. Ее страх ему показался наивным. Глупец. Она стояла на своем.

— Я читала о войнах. И учитель истории рассказывает о войнах совсем иначе.

— Может настоящие войны и ведутся иначе, — сказал Безель, пожимая плечами. — Если Антея пойдет на Биранкур или Кешет, я бы не взялся держать пари. Но в данном случае? Это не страшнее весеннего шторма, скажу по секрету.

Женский голос окликнул Безеля по имени. Это была купеческая дочь, одетая в темно-коричневый корсаж и пышную юбку из некрашеного полотна. Безель поднялся со своего места подле Ситрин.

— Моя работа передо мной, — сказал он с блеском в глазах. — Ты должна вернутся в здание пока старушка Кэм не начала волноваться. А если серьезно, доверься Магистру Иманиэлю. Он занимается этим дольше, чем любой из нас, и знает, что вокруг происходит.

Ситрин кивнула и стала наблюдать, поскольку Безель в это время, перепрыгнув через две ступеньки, спустился к темноволосой девушке. Он поклонился ей, а она присела в ответ, что показалась Ситрин весьма наигранным. Формальность была — прелюдий. Вероятно, Безель не думал о том, что Ситрин догадывается об их любовной игре. С неприязнью Ситрин наблюдала, как он взял женщину под руку и повел прочь по тусклым улицам и мостам города. Она дернула себя за рукав, мечтая, не в первый раз, о там, что бы банк Медиан выбрал себе цвета более подходящие Ситрин. Что-то зеленое, например.

Были бы оба родителя первокровками или синаями, возможно бы ее приютила семья. Вместо этого, королева лишила ее отца титула в Биранкуре и даровала кому-то еще. А клан матери в Принсип К'Аннальде не захотел воспитывать полукровку.

Если бы не банк, она возможно бы бродила по улочкам и аллеям Ванаи. Но её отец вложил в банк часть семейного состояния благодаря Магистру Иманиэлю, и как наследница Ситрин находится под опекой банка до тех пор, пока не повзрослеет для того, что бы скрепить кровью договора на свою собственность. Еще около двух лет, и это станет возможным. Ей хотелось бы увидеть свое девятнадцатое солнцестояние, как собственнице, и переехать из небольших апартаментов вблизи Главной площади, где ванайское отделение банка Медиан ведет дела.

Предполагается, конечно, что вторгнувшаяся армия оставит город в надлежащем виде.

Идя через продуктовую ярмарку, она не увидела никаких особых признаков страха на лицах вокруг нее. Так что возможно Безель был прав. Видит Бог, этот мужчина выглядит таким уверенным в себе. И потом, он всегда так поступает.

Позволив себе помечтать, она представила, будто бы Безель увидит ее в ином свете, когда она перестанет быть просто девчонкой под опекой банка. Она остановилась у лотка женщины — первокровки, торгующей парфюмерией, маслами и разноцветными украшениями для волос. Висевшее на грубой деревянной стойке зеркало приглашало клиентов полюбоваться собой. На мгновение Ситрин глянула на себя, приподняв подбородок, будто девушка у которой есть семья.