Надежда Кузьмина - Упасть в небо

Снег сошёл полностью, только кое-где под скалами, куда даже днём не заглядывало солнце, лежали валики просевших сероватых сугробов. Прорубь превратилась в озеро разливанное с размытыми краями, а как-то ночью мы с Бри проснулись от сильного треска, идущего со стороны моря, — ломался лёд. Я жалела, что не успела сплавать подо льдом к жемчужной отмели — почему-то летом, в неспокойной воде, под волнами и бурунами, нырять казалось труднее и страшнее.

Земля местами уже подсохла, и Тин часами копалась на своём огородике. Когда было время, я помогала ей рыхлить грядки, выдирать вездесущие одуванчики и неубиваемую мокрицу, бережно поливала и прореживала первые всходы. Но, вообще, как раз время было самым большим дефицитом.

А самой крупной проблемой на четырёх копытах стали лошади. По вторникам и пятницам мы с Асом сразу после учёбы улетали в Ларран и торчали там почти до ночи. По четвергам принимали участие в Советах Лордов. По воскресеньям — после очередного сеанса мракотерапии — я была способна свалиться не только с Волны, но даже с кровати… а лошадям надо бегать каждый день. И, желательно, в светлое время суток.

Решение проблемы нашёл Ас.

Большинство конюшен устроено одинаково — этакое вытянутое одноэтажное здание с широким проходом посередине. Справа и слева от коридора — денники. А в обоих торцах — ворота.

У одних, через которые обычно ходят люди и водят лошадей, расположены служебные помещения — тёплая, с печкой, каптёрка, где сушат сбрую, попоны и бинты, и сбруйная, в которой хранится разное снаряжение. Ещё у нас была маленькая комнатка с диваном и шкафом, в которой можно было переодеться и где отдыхал школьный конюх.

В комнатке у вторых, задних ворот хранились мешки с овсом и отрубями, вёдра. Туда же, закончив работу, загоняли тачки, ставили лопаты и мётлы. Открывали дальние ворота только летом, в жаркие дни, чтобы конюшня лучше проветривалась и было попрохладнее.

Денники Асова вороного и моей драгоценной буланой селёдки были ближе к задним воротам. Чтобы коней поменьше беспокоили, и они никого не сожрали и не прибили — нрав у обоих был суров.

Вот Ас сообразил, что за конюшней полно свободного места. И можно отгородить кусок парка, сделав вторую леваду. Несколько старых вязов — не помеха. Обнести всё жердями, и пусть лошади гуляют! Там никому мешать не будут, а мы перестанем дёргаться…

Росс дал согласие. И даже отдал поручение закупить воз жердей для ограды. Мы порывались оплатить — директор отмахнулся, жерди шли по цене дешевле дров.

Строили загон мы с Асом после уроков. У Аскани была сила и ловкие руки, я навидалась оград в детстве, да и тоже криворукой себя не считала. Так что мы, перекидываясь мыслями, дружно взялись за дело. Начали с того, что магией — используя вместо верёвок иллюзии — обнесли участок. Потом прикинули, как часто ставить столбики, и посчитали, сколько тех надо.

А потом появились Киран с Заком и сказали, что хотят нам помочь. Мы б и сами справились — но было приятно. Следом подтянулась Бри, за ней Лив. Пришли Варин и Ярути, поинтересовались, чем это мы тут занимаемся? — и захотели остаться. Наконец, притопал Кай. Снял малиновый бархатный колет, повесил на ближайший столбик и — я глазам не поверила! — взял лопату.

В результате вышло очень весело. Не сказать, чтобы мы переутомились — я бессовестно помогала себе и не только себе магией. Если Астер снимала взглядом целые пласты земли и камня, то неужто я три десятка ям выбурить не смогу? Смогла.

Закончили мы тем, что соорудили в теньке навес, где лошади могли пережидать дождь, и под ним — из тонких жердей — большие ясли для сена. А ближе к конюшне поставили бочку, устроив туда сток дождевой воды с крыши.

Наконец, попросив всех помогавших отойти за ограду, мы с Асом открыли задние ворота и денники лошадей. Волна высунула нос в коридор, подозрительно принюхалась. Прибой одобрительно замотал чёрной башкой, что-то фыркнул моей селёдке и, навострив уши торчком, порысил в загон. Оля потянулась следом…

— Я понимаю, почему вы их так любите, — выдал Киран минут через пять, глядя, как пара — вороной с развевающимися гривой и хвостом и моя золотая красавица носятся по зелёной траве.

Я кивнула. А как их не любить?

Кстати, я случайно подслушала в конюшне интересный разговор — Аскани отчитывал Прибоя.

— Дубина ты стоеросовая, ты что, не понимаешь, что Оля ещё маленькая? Она ж трёхлетка, это ты у нас здоровый уже. Вот терпи! Да, да, понимаю, что хочется… Всё равно терпи! Сам подумай своей чёрной башкой — через год мы все вместе поедем в Галарэн. Дорога дальняя, через всю страну наискосок. Куда Волне в такой путь с жеребёнком? А, не знаешь? Нечего головой мотать и ко мне задом поворачиваться! Сейчас — и думать не смей! Вот доедем до Галарэна… Что, когда поедем? И нельзя ли прямо сейчас? Нельзя! Повторяю: Оле хотя бы год ещё расти нужно. Так что, дровина ты моя непарнокопытная, терпи… Я тоже терплю…

Хихикнув, я ретировалась с конюшни.

Ринон наконец-то вернулась из Лариндейля. Я была ей рада, она мне, кажется, тоже. Дождавшись, пока Шон выйдет из комнаты, Ри округлила глаза и заговорщицки зашептала мне на ухо:

— Я её нашла!

— Кого? — не поняла я.

— Её! Обыскала весь сад, но нашла!

— Кого нашла?

— У самого забора! Я уж и не надеялась, а вдруг вижу — она там!

— Ри, кто там?

— Лохофундрия перистолистная!

— Лохо-кто?

— Лохофундрия!

— А это что?!

— Редкость! — удовлетворённо сообщила Ри. — Хочешь, с тобой поделюсь?

— Хочу! — без сомнений закивала я. А что, — получу редкость, а заодно узнаю, что это такое. От Ри мне, похоже, объяснений не дождаться.

Ри сунула руку в карман и извлекла пакетик:

— Я её уже приготовила!

Развернула бумажку, явив мне жёлтую пыль. И зачем это? У нас такого счастья на любой глинистой дороге летом три телеги — бери даром, только никому не надо.

Ри взяла вощёный лист, отсыпала примерно треть своего запаса и подвинула бумагу с горкой подозрительной субстанции ко мне. Я, подумав, перешла на магическое зрение. Не, это не глина… это что-то растительное. Наклонилась, чтобы понюхать…

— Не смей! — взвизгнула Ри.

— Почему? Это яд?

Оказалось, что не яд. А нечто и впрямь чудесатое — я о таком и не слыхала. Выяснилось, что от лохофундрии человек сначала начинает икать, но это только первую пару минут. А вот дальше начинается нечто несусветное — голос прыгает вверх на октаву и остаётся таким примерно час.

— Как если гелия вдохнуть, — пояснила Ри.

Шутку с гелием я знала — Шон давал нам попробовать. Вдохнёшь — и начинаешь не говорить, а пищать. Учитель объяснил, что это связано со скоростью звука в газе — в гелии она в два с лишним раза выше, чем в воздухе. Вот и выходит вместо нормального голоса — детский фальцет. Но чтобы такое можно было учинить при помощи растения — я не знала.