Психея Лу - Зеленоглазая гадюка едет в Хогвартс

Но это было не то. Не так. Холодно, отстраненно, безразлично. Никакой легкомысленной болтовни ни о чем. И она называла ее «Грейнджер».

Человеку всегда чего-то не хватает. Раньше Гермионе казалось, что она все сделает, только бы Эри начала разговаривать с ней. Теперь она все бы отдала за то, чтобы Эри говорила с ней как раньше. Даже невнимательный Рон, и тот замечал, какая глубокая трещина пролегла между ними.

К тому же нельзя забывать о Снейпе, о философском камне. Рон и Невилл не думают об опасности, Эри тоже. Получается, именно Гермионе надо предусмотреть все возможности, продумать речь для директора, проследить за Снейпом… «обезопасить этот Дамоклов меч».

Примирение с Грейнджер – формальное примирение – состоялось. Эри не обманывала себя, не пыталась предстать в лучшем свете: она сделала это из эгоистических соображений. Невилл так явно страдал, что было просто больно это видеть, да и терять его не хотелось. С Грейнджер – то же самое. Страшно отпускать ее, и не потому, что она «полезна», а просто страшно. Жизнь без Грейнджер была похожа на существование с ампутированной рукой. Вот она, кажется, знакомая до последней родинки, моя собственная рука… и спохватываешься: ничего нет. Ампутированная рука, перекрытые каналы связи, бесконечная пустыня. За этот год Грейнджер тихо, незаметно вползла ей куда-то в сердце, и теперь это место болело и кровоточило, и выдрать ее оттуда по собственной воле… нельзя. Невозможно. Но и приближать ее к себе, как раньше, было страшно. Как поверить ей? Как смотреть на нее, не думая о «Петрификус Тоталус! Силенцио!» и получасе страха и унижения?

Поэтому Эри начала общаться с Грейнджер, но очень осторожно. Не говорить о Снейпе, о Малфое, о философском камне, о шалостях и проказах. О баллах тоже не говорить, опасная тема. О кубке факультетов – обеим неприятно… целый пласт выпал, широкая полоса молчания между ними, напряженные паузы, неловкость после случайно произнесенных «не тех» слов… фактически, они говорили только об учебе, о предстоящих экзаменах. Формальные, безразличные фразы, ничего подобного на то почти-слияние душ, как было раньше.

И Поттер даже не сознавала, что она, с ее мальчишескими ухватками и неприязнью к любым «женским штучкам», сейчас ведет себя именно как женщина, используя с Грейнджер один из самых неприятных женских способов мести. Об этом варианте наказания может рассказать любой мужчина, будь то сын, брат или муж. О том, как женщина всем своим видом показывает, как недовольна, как хрустят в голосе льдинки, как сыплются с языка завуалированные колкости, или – еще хуже – как она игнорирует «наказанного»… а на прямой вопрос «Ты обиделась? Что я сделал не так?!» – отвечает: «Нет, не обиделась. Ничего». Обычно такое наказание приводит к тому, что «провинившийся» мужчина тратит огромное количество сил и средств, чтобы получить прощение (намного больше, чем, если бы просто состоялся открытый скандал).

Способ гадкий, выматывающий «провинившемуся» нервы, но действенный. Вот и Грейнджер не понимала, что происходит, но изо всех сил старалась загладить свою вину – давно не важную, ведь дело теперь не в том Петрификусе, а в собственных комплексах и страхах Эри. И Поттер было ясно, что она ведет себя неправильно. Надо либо разобраться и помириться, либо послать бывшую подругу подальше – но не подвешивать вот так… Но не хотелось ничего решать, она прятала голову в песок. Тем более, много времени занимала подготовка к экзаменам, и первокурсники Гриффиндора уже привыкли делать это вместе, готовиться не только к Зельям, но и к другим предметам тоже. В гуле девяти голосов, в объяснениях и зубрежке становились не так заметны мучительные паузы в разговорах между бывшими подругами, и неловкие попытки Невилла их помирить.

За несколько дней до экзаменов даже Рон сменил гнев на милость, и начал общаться с Грейнджер. Ради великого дела: попытаться убедить Эри, что Снейп – предатель и подлый гад. Три четвертушки гриффиндорского квартета отловили четвертую возле озера и обстоятельно, в очередной раз, принялись доказывать этот факт. Оказалось, Рон услышал, как Квиррелл плакал в своем кабинете – вероятно, Снейп добился своего, и профессор ЗОТИ не мог простить себя, что выдал собственные защитки вокруг философского камня. Эри в очередной раз оборвала эти речи категорическим «Чушь и бред!». По правде говоря, она настолько доверяла слизеринскому декану, что нашла бы оправдания для него, даже застав над трупом Квиррелла с окровавленным топором, или, учитывая специфику волшебного мира – с дымящейся палочкой.

Сами экзамены прошли на удивление мирно, не зря они столько готовились. Результатов надо было ждать через неделю, но уже было ясно, что Гермиона, разумеется, стала первой на курсе. Эри отличилась на Трансфигурации и Зельях, Невилл блеснул на Травологии, а Рон – удивительно, но факт – на Астрономии. Видимо, количество карт звездного неба, которые профессор Синистра заставляла их рисовать, перешло в качество, память Рона сдалась под массированной атакой, и теперь он легко называл любую звезду, ее характеристики и положение на небе. Приятно удивленная Эри сказала, что у него, оказывается, хорошая зрительная память, и – «зная это, в следующем году будешь все учить наизусть… шучу, Рон!». Зато Зелья мальчики почти завалили. Снейп с нескрываемым злорадством сообщил, что экзаменационное зелье следует варить в одиночестве… и Невилл взорвал свой котел на пятой минуте, Рон – на семнадцатой. Однако теоретическую часть они написали верно, так что можно было ожидать хотя бы «удовлетворительно».

Наконец, они сдали Историю Магии – Эри в очередной раз подивилась умению профессора Биннса сделать из интересного предмета такую нудятину – и первокурсники с чувством выполненного долга отправились позагорать на летнем солнышке.

– У меня странное ощущение, словно я что-то забыла, – Эри говорила лениво, почти не шевеля губами. Они втроем развалились на берегу озера, на собственных мантиях, а Грейнджер ушла отправлять письмо родителям.

После паузы ответил Невилл, тоже лениво:

– Это экзамены, – он зевнул. – Выходишь из класса, и понимаешь: надо было это написать, и это, и это…

Рон сонно проворчал что-то невнятное, он засыпал на глазах.

– Что ты делаешь? – спросил Невилл, глядя сквозь ресницы на Эри, бездумно прикладывающую руку ко лбу. – Что-то со шрамом?

Она рассеянно прижала пальцы ко лбу:

– Ага, он у меня болит последнее время.

Рон приоткрыл один глаз:

– К мадам Помфри ходила?

– Да ну, зачем? Не так уж сильно…

– Эри, ты опять рассуждаешь как магла, – Рон открыл второй глаз и сел. – Это не просто шрам, это шрам от проклятия. Если он болит – это не просто так.