Елена Медникова - Два крыла. Русская фэнтези 2007

…Я уже хотел было оставить их в покое, предоставив самим себе, как вдруг понял, что сейчас что-то случится. И что не зря я притащился сюда, повинуясь своему внутреннему пониманию, хоть и думал, что блажь это, что я словно мать стараюсь выглядеть в ребячьем гурте свое дитятко — кабы чего не случилось. (Тоже мне дитятко…) А вот нате вам: случилось. И сразу понял я — здесь не какие-то там муромские разбойнички, здесь покрепче будет. Здесь сразу запахло кровью — страшной и неудержимо льющейся. И страшной вовсе не потому, что я ее давно не нюхал…

Хорошо, что Илюшка ехал в хвосте обоза. Потому что тот, кто ударил, напал в лоб — и сделал бы это еще более неожиданно, если б был исправен. Первый удар у него не получился: пар буквально ушел в свисток, только зверье напугал. Но эти неполадки, чувствуется, у него уже бывали — привычен он был к ним, — и поэтому после неудачной попытки собрался и…

Я успел увидеть, как это у него вышло во второй раз.

Второй удар оказался гораздо сильней, чем требовалось. Снесло сразу троих, оказавшихся на одной линии: лошадь, запряженную во вторую телегу, мужика, шедшего рядом, и седока первой. Я видел, как у них оторвало внутренние органы. Внешне тоже все выглядело не лучше: у того, кто оказался впереди, лопнули оба глаза. У всех троих брызнуло и потекло все, что можно, из всех предусмотренных и непредусмотренных природой отверстий, плюс множественные гематомы, от чего кожа сразу теряет привычный, живой цвет, и так далее в духе военно-полевой медицины. Ждать следующего удара было немыслимо, однако я недооценил своего ученичка.

К этому времени я уже владел ситуацией настолько, чтобы прекратить все немедленно. Я уже засек его — он сидел на дереве и готовился ударить снова. А увидев, понял, что его неполадки не позволят этому случиться, по крайней мере в ближайшие секунд сорок. Ия предоставил право действовать Илье.

Парень знал, что делать. И он тоже видел его. Еще не глазами, но все равно — видел…

…Илья не смотрел туда, где в ужасе двигались люди: кто метался над поверженными несчастными, кто намеревался спасаться, кто безуспешно выискивал врага. Он догадался спрыгнуть с Тучи и рванул прямо в лес, пригибаясь от хлестких ударов веток и на ходу заряжая лук. И когда увидел лиходея, спустил стрелу, сейчас же выхватывая из колчана другую.

Темная грузная тень отделилась от дерева, прыгая вниз. «Неужто леший?!» — с ужасом подумалось Илье небывалое. Но зря возводил он на лесного хозяина напраслину — человеком был неведомый разбойник: улепетывая в чащу леса, тот обернулся, и в косых послеполуденных лучах солнца, прорвавшихся сквозь плотную листву, Илья смог разглядеть его.

Это был горбун в черных засаленных кожах по всему кряжистому телу. Если бы не был он увечным, а ходил прямо, то опередил бы Илью на целую голову, и тому даже подумалось, что же это он удирает, ведь мог бы и помериться с противником силой в открытом бою. Горбун, однако, и не думал прятаться, а, отбежав от Ильи шагов на десять, обернулся и как-то странно присел, прижав огромные ручищи к горлу. Никакого оружия у него Илья не заметил, но понял, что странное приседание разбойника не к добру. Смекнув про это, он тотчас спустил вторую стрелу. И пока она медленно продиралась сквозь густой воздух лесного сумрака, Илья понял, что задуманное у злодея не вышло (только заржали позади на дороге, как в первый раз, лошади), а горбун присел еще ниже и, опережая полет стрелы, взлетел на ближайшее дерево. Он ловко уцепился своими корявыми, будто ветви ветлы, руками за сук и полез все выше, унося в правой ноге, ниже колена, стрелу Ильи.

Никогда еще Илье не доводилось видеть, чтобы человек так лазал по деревьям. Он и не лазал даже, а перелетал с ветки на ветку что твоя белка, и еще Илья отчетливо услышал, как твердо и жутко вгрызались в кору ногти разбойника. Призывать на помощь богов было некогда, и Илья снова вскинул лук. И вовремя — лиходей как раз замер на одной из веток в дюжине саженей над землей и снова зачем-то приставил обе ладони к горлу. Илья отчего-то знал, что этого никак нельзя позволить ему сделать, и третья стрела, коротко пропев в воздухе, с глухим стуком вонзилась разбойнику прямо в правый глаз. Человек покачнулся, растопырил обе ручищи, отняв их от горла, и, более не сделав ни одного движения, рухнул вниз. Он так ударился оземь, что Илья решил, что если его и не убила стрела, то такого падения ему не пережить. Но ошибся.

Разбойник был не в себе. Он тупо смотрел уцелевшим глазом на подошедшего Илью, лежа точно в такой позе, в которой только что стоял на ветке. Илья ждал, что будет дальше, но такого не ожидал: разбойник очень быстро весь подобрался, выпрямился и оказался на ногах. Илье пришлось бы плохо, если бы не выучка всегда быть начеку; к тому же, подходя к поверженному разбойнику, он спрятал лук и обнажил меч. Лиходей с места, лишь вскочив на ноги, по-звериному прыгнул на Илью. Отступив в сторону и крутанувшись на одной ноге, Илья полоснул мечом, сообщив ему вращением дополнительную силу. Он поразил противника режущим ударом по горбу, но если для любого другого такой удар оказался бы смертельным, то на разбойнике это никак не отразилось. Илья смотрел во все глаза, стараясь разобрать, как тому удалось уцелеть, но заметил только рассеченную черную кожу разбойничьей одежды на горбе. Лиходей же ловко развернулся, никакого внимания не уделяя торчавшим у него из головы и голени стрелам, и снова бросился на Илью, расставив огромные руки в стороны. На этот раз Илья не стал уворачиваться, а сам решил атаковать. Пара выводных взмахов мечом и один сильнейший удар в горло. И только тогда разбойник замер вновь, уронил руки вдоль тела и упал лицом вперед, подмяв собой листья папоротника и сломав древко стрелы, торчавшей из вытекшей глазницы.

Илья опустил меч и только теперь позволил себе удивиться всему произошедшему и еще тому, как же огромен был поверженный горбун. Огромен и могуч. И совсем не походил он ни своими повадками, ни даже обличьем на человека.

Вокруг Ильи уже стали собираться обозники, позабыв про оружие, кто какое захватил, и жадно разглядывая недавно поминаемого досужими словами Соловья-разбойника, оказавшегося таким грозным воочию…

…Я только слышал о них и уж никак не думал, что могу повстречать одного здесь, где появиться он никак не мог. Выходит, одного позабыли. Уцелел-таки…

Их завезли еще во времена третьего посещения, большей частью высадив на обоих Американских континентах и совсем уж немного на территории Магриба. Единственное литературное упоминание о них принадлежит Гомеру, так как индейцы письменностью не обладали, а узелковым письмом кипу не очень такое и запишешь. Однако старина Гомер превратил этих чудовищ явно мужеского полу в энергичный феминистический образ сирен, с коими довелось столкнуться Одиссею. Однако великий слепец Гомер, похоже, не сознательно исказил этот страшный образ, скорее всего такими дошли до него сведения. (Знать бы, от кого он услышал эти байки… Впрочем, в том, что это были моряки, сомневаться не приходится.) Что ж, губительные песни сирен куда поэтичнее того жуткого способа расправы, который на самом деле был присущ этим чудовищам. Мне тоже, к слову, приходилось встречать тех выживших моряков. И выживших из ума — тоже…