Елена Медникова - Два крыла. Русская фэнтези 2007

— Это чтобы добрые люди знали, что ты вор и разбойник. И чтобы держались от тебя подальше. А твои товарищи смеялись над тобой. Запомни: я всегда узнаю тебя, даже если бы у тебя остались уши и нос. Придешь на мою землю снова — выпущу кишки.

И Илья поднялся на ноги и пошел к полыхающей избе старосты смотреть, не остался ли кто внутри.

— Соберите всех павших у колодца, — тяжелым голосом велел Вежда собравшимся вокруг него селянам. — Раненым подходить ко мне, да не толпиться. Бабам не голосить, — добавил он и присел над первым страдальцем — уязвленным стрелой в плечо мужиком. Бабы умолкли, бросились выполнять вместе с остальными, что было велено. Мужик — Глеб — постанывал, пока Вежда примеривался к его плечу.

— Ну-ну, Глеб, потерпи. Ты же глыба, этакий матерый человечище, — бормотал над ним непонятные слова Вежда. — Вот так…

Стоявшие рядышком обе жены Глеба вытаращили глаза — древко стрелы завибрировало под растопыренными над ним ладонями Вежды и одним махом исчезло, будто и не было его никогда. И черная точка от нее прямо на глазах затянулась кожей, и скоро ничто не напоминало о недавней порче: Глеб удивленно повел плечом и как-то даже испуганно протянул, глядя Вежде в глаза:

— Не болит!..

Женщины в слезах тут же с обеих сторон кинулись к мужу, а Вежда устало поднялся.

…Рядком у плетня, окружавшего двор жреца Путилы, лежали восемнадцать пустых тел: мужиков, баб и подростков, среди коих были и кузнец Борыня с Чеботом. Батя Ильи получил стрелу в глаз, Борыню рассекли саблей вдоль груди. Неподалеку стояли селяне и сдерживали рыдания. Слава безучастно смотрела сквозь тело мужа, и на ее застывшем лице не было ничего, даже слез. Рядом стоял и обнимал мать за плечи хмурый и молчаливый Илья.

— Что ж, стало быть, всех на один костер… — подал голос Путила, почесав заросшую волосом шею.

Вперед вышел Вежда и оглядел селян. Послышались прорвавшиеся женские рыдания. Вежда подошел к скорбному ряду у плетня и присел на корточки перед маленьким стариком, лежащим крайним. Посидев над ним, он покачал головой и сказал так, чтобы всем было слышно:

— Дед Гуня не желает возвращаться, — и добавил тише, не обращая внимания на удивленный гул толпы: — И я очень хорошо его понимаю…

Следующей лежала красивая молодая женщина по имени Дарена, которую рубанули саблей по спине, и долго над ней Вежда не сидел, сразу обернувшись к толпе:

— Чья будет?

Из гущи селян вышел крепкий мужик с зареванным лицом.

— Иди сюда, — позвал его Вежда, и мужик, пошатываясь, подошел.

— Сядь рядом и сиди смирно, — велел железным голосом Вежда и простер над Дареной руки. По толпе прошел говорок, и тотчас стих: Дарена начала розоветь, и вдруг ее грудь дрогнула, и она задышала. Селяне ахнули, и толпа прихлынула было вперед.

— Назад! — сказал, будто стеганул хлыстом, Вежда и все замерли, а он уже нависал над лежащим подростком. К нему без напоминаний подбежала старуха и села рядом. Вежда посмотрел на нее и спросил: — Что, мать, никого, кроме тебя, у него не было?

Старуха отрицательно покрутила головой и молча указала сухой рукой чуть дальше вдоль ряда мертвецов, показывая на мужчину с разрубленной головой. Вежда понимающе кивнул и, не оборачиваясь, сказал:

— У кого родичи целы, сделайте милость, подойдите.

Вышли сразу несколько человек, но Вежда отобрал двоих — женщину и мужчину, а остальных отослал, и когда помощники уселись рядом с ним, снова протянул руки над телом.

…Чебот лежал самым последним, и рядом с ним хотел сесть Илья, но Вежда отрицательно повертел седой головой, и тогда подошла Слава, дикими, переполненными надеждой глазами глядя на него. Когда исчезла стрела, торчащая из головы Чебота, и он задышал, а потом и сел, Вежда сам лег на траву и, прикрыв набрякшие веки, очень тихо сказал:

— Не обессудь, Слава, без глаза он у тебя будет. Вытек глаз-то… А на новый нет… нет силушек…

Он еще что-то бормотал, но Слава его не слушала, бросившись к нему, и принялась целовать его руки. Старик был так слаб, что даже не мог ее остановить.

У плетня жреца Путилы остались лежать те, кто не пожелал возвращения: дед Гуня, старуха Сухота, несколько лет назад потерявшая сына по имени Хвост, да одинокий калека, приблудный мужик по прозванью Нечай. И еще там же лежал на примятой траве длинный старик Вежда, и люди поочередно целовали его жилистые руки.

— Учитель, выходит, ты саму Морану-смерть обманывать умеешь? — после долгого молчания спросил Илья. Вежда с Ильей шагали к выселкам, словно и не было ничего несколько дней назад, когда им пришлось спешно прерывать свой путь, возвращаясь в село. Вежда покосился на ученика и отозвался:

— Давно я в дела Мораны не мешаюсь. И она меня не навещает.

Илья взглянул на него. Вежда смотрел в лесную даль какими-то чужими глазами, будто позабыв о том, куда он идет, с кем и для каких дел. Но под его лаптями по-прежнему не хрустела ни одна веточка. Он невесело усмехнулся и продолжал:

— Потому как не гоже жизнь так-то вот перекраивать. Ушла жизнь — и все. Закон. А я людей — поднял. И дело даже не в том, что батя твой, Чебот, не уберегся…

— А в чем? — уловив заминку, спросил Илья.

Вежда снова посмотрел на него и сказал:

— Эх, ты… Лют поднятые — это вроде дара твоей земле…

Ведь что выходит? Я тебя, то есть пахаря, у земли отнимаю. Вернее, не столько я, сколько ты сам… Хотя вместо пахаря даю воителя да защитника. Но уже — для всей земли. Вот и весь сказ. А кочевники твоих селян и так еще потреплют. Успеется…

Они прошагали молча еще сотню шагов, и Илья снова спросил:

— Слушай, Вежда, а почему ты ни одного степняка не тронул? Все целые ушли.

Вежда покачал головой, насмешливо посмотрев на ученика:

— Так ли уж и целые? А уши того лучника где же?

— Васька их сожрал, — улыбнулся Илья, вспомнив дворового кобеля. — Теперь небось лучше слышать станет.

— Кто — кобель или лучник?

Они вместе посмеялись, и Вежда сказал:

— Не тронул… Я и этим ремеслом давно не промышляю, Чеботок. Не до этого мне теперь.

— А меня почему обучаешь? Ремесло-то кровавое. Али нет?

— Кровавое, — кивнул Вежда. — А ты что же, в дружину идти раздумал? Землю пахать станешь? А?

Илья молча покрутил головой, не соглашаясь.

— А что ж так? — не отступал Вежда.

Илья сосредоточенно смотрел себе под ноги и отвечал:

— Да нельзя по-другому. Кочевники, вишь, обнаглели. Не дают людям жить. Стало быть, нельзя без крови-то. Кровь за кровь, Вежда. Кузнец Белота, к которому ты меня за мечом посылал, сказал, что боевой меч вроде плуга, обращенного к небу. Так что я, выходит, так пахарем и останусь…

— То-то и оно, — кивнул старик. — А ты говоришь… За плугом этим нужно поставить такого пахаря, кого кровь самого не захлестнет, зверем не сделает. Кровь — она, брат, такая. Иному вроде нектара сладкого да дурмана пьянящего — глаза застилает и разум мутит. Пахарь…