Михаил Ежов - Время камней

Ормак тоже не произнес ни слова, зная, что воспоминания об опальном лорде приводят повелителя Урдисабана в самое мрачное настроение.

— Я устал, — сказал император, встряхнув головой. — Ступай, занимайся своими делами. Чтоб к концу месяца ты сыскал мне тех, кто умыкает у нас из-под носа изменников.

— Слушаюсь, Ваше Величество. — Ормак низко поклонился и быстро удалился.

— Так-то, — пробормотал император Камаэль, садясь на край фонтана и погружая в воду руку.

Вдоль берега скользили две легкие триремы, выкрашенные в голубые и желтые цвета. За ними следовала тяжелая боевая галера. На всех судах имелись изображения широко распахнутых глаз — моряки верили, что корабль может видеть рифы и обходить их. Погода была ветреной, поэтому весла были подняты, а треугольные паруса поставлены.

На галере плыл Ормак Квай-Джестра, первый советник Его Императорского Величества. Одетый в серебристую тунику, он походил на металлический столбик, от которого отражались солнечные лучи. Коротко подстриженные волосы лежали аккуратным кружком, делая прическу похожей на маленькую шапочку. Ормак одной рукой опирался на перила, а другой теребил висевший на шее медальон — наследственную драгоценность его рода, переходившую от отца к старшему сыну. В полом кругляшке находился сильнейший яд. В случае несмываемого позора или угрозы взятия в плен представитель рода Джестры должен был покончить с собой. Но сейчас Ормак не собирался делать ничего подобного. Просто у него была такая привычка — постоянно держать что-нибудь в руках. Он с отрядом легионеров направлялся в Лиам-Сабей, вновь покоренный и примерно наказанный. Нужно было разобраться с тем стариком, о котором говорил Сафир-Маград, этот невыносимый любимчик императора. Если в лесу действительно находится дом, где укрываются урдисабанские изменники, Ормак найдет его и заставит всех, кто там окажется, отвечать на вопросы. Но слава все равно достанется Сафиру, обнаружившему этот притон. И ведь обнаружившему по чистой случайности! Ормак сжал перила так, что костяшки пальцев побелели. Проклятье! Он, первый советник, куда больше достоин стать зятем императора, чем этот сирота. Тем более что род Джестров куда древнее, о чем свидетельствует даже его имя — тройное, а не двойное, как у Сафира-Маграда. Ну ничего, он себя еще покажет, дайте только время.

Через два дня суда причалили к береговой излучине, поросшей низким кустарником и колючками. Песчаный берег тянулся покуда хватало глаз, а у горизонта темнела громада столового утеса — Амар-Эдорета, или Каньона Усопших, где в древности хоронили властителей тогда еще независимого Лиам-Сабея. Легионеры высадились и построились. Их было двести человек — более чем достаточно для карательной экспедиции, которая им предстояла. При каждой сотне состояли следопыты и отряды лучников в десять человек. Они должны были прикрывать легионеров, если на тех нападут из засады. Конечно, последнее было маловероятным, но в Урдисабане привыкли все делать по правилам. Может, этим и объяснялись военные успехи империи, покорившей и превратившей в провинции почти все близлежащие страны.

Солдаты двинулись в глубь страны. В центре ехал Ормак со своим оруженосцем, одетый в длинный зеленый плащ, под которым поблескивала кольчуга. На поясе у него висел полуторный меч, а на голове красовался островерхий шлем с узким белым флажком. Он правил конем, опустив голову и размышляя о том, как бы получше составить отчет о карательной экспедиции, в успехе которой он не сомневался: если из дома, о котором рассказал Сафир-Маград, все давно сбежали, он устроит расследование и непременно схватит виновных. Даже если они будут невинны, как малые дети. Потому что империя требует расправ, и кого-нибудь наказать все равно придется.

Легионеры шагали несколько часов, пока не стемнело. Тогда солдаты остановились на привал, облюбовав для этого большую поляну. Выставили часовых и разбили палатку для Ормака. Следопыты тем временем развели костры, и воины принялись готовить пищу. Когда луна взошла на небо и зажглись все звезды, солдаты были сыты и отдыхали.

По мнению Квай-Джестры, отряд должен был достигнуть указанного Сафиром-Маградом места через два дня. Он специально приказал высадиться так, чтобы идти практически по прямой (совсем срезать не позволяла дорога, петлявшая вокруг высоких, поросших елями холмов и время от времени попадавшихся утесов).

Ормак спешил. Ему хотелось вернуться в Тальбон как можно скорее, ведь там оставался его соперник, Сафир-Маград. Квай-Джестра еще не знал, как именно избавится от него, и по вечерам составлял различные планы. Можно было действовать грубо и подставить противника под удар императора, используя, например, наветы через третьи лица. При связях Ормака сделать это было бы нетрудно. Постепенно император перестал бы доверять своему любимчику, а затем, возможно, даже отдалил бы от себя.

Можно было поступить еще грубее и проще: случайный удар ножом из-за угла, убийца исчезает в темноте и лабиринте улиц; или несчастный случай, оканчивающийся безвременной кончиной. При мысли об этом способе Ормак брезгливо поморщился. Решиться на подобные операции он считал ниже своего достоинства. Настоящий политик никогда не станет действовать столь грубо. Нет, он поступит по-другому: подготовит почву, сдобрит ее ядом, а затем нанесет сокрушительный удар по Сафиру-Маграду, после которого тот уже не сможет подняться. Несмываемый позор, не оставляющая шанса на спасение ловушка — вот приемы, которыми следует пользоваться, если желаешь достигнуть вершин власти. Ормак усмехнулся и взглянул на чистое синее небо, искрящееся мириадами звезд, — ночь выдалась ясной.

Ирвин открыл глаза и увидел, что находится в круглой каменной комнате, напоминающей огромный колодец. Дверей не было, а высоко над головой виднелась решетка, через которую светила оранжевая луна. Он встал сначала на четвереньки, а потом во весь рост и огляделся. Так вот как выглядит мир мертвых?! И здесь ему суждено провести вечность? В одиночестве, не видя ничего, кроме камней и клочка неба над головой. Хотя могло быть и хуже: очнулся бы в каменном мешке, где со всех стороны вырывается огонь и демоны мучают души умерших раскаленными железными крючьями. Конечно, странно, что Раэллон оказался не таким, как его описывали жрецы на родине Ирвина, но ведь они могли и ошибаться. В конце концов, они тоже всего лишь люди. Ирвин усмехнулся этой крамольной мысли — разве он позволил бы себе думать так о жрецах, будь он жив?

Он обошел свою темницу, потом вернулся на середину колодца и сел, подогнув под себя ноги. Вокруг царила мертвая тишина. Ирвин решил ввести себя в транс, как его учил хозяин.