Ирина Астахова - Бабочки в жерновах

- Еще как интересно!

И действительно, сколько можно давать собой помыкать имперской эмиссарше, пусть она даже самая обаятельная дамочка на этом острове?

Ланс пробежался глазами по нескольким заметкам и понял, что эспитцам скучать не приходилось. Они судились по мельчайшему поводу, строили друг другу козни и регулярно писали жалобы лорду. А уж в вопросах семьи и брака так и вовсе оказались раскованнее и свободнее мурранцев, коим республиканское правительство даровало разводы и равноправный раздел имущества. При такой свободе нравов...

- А почему на Эспите совсем нет детей? – полюбопытствовал Ланс.

Само вырвалось, без всякой задней мысли, но Лив и Гаральт посмотрели на Лэйгина так, будто он громко испортил воздух. Только эмиссарша явно желала подозреваемому страшной смерти в муках, а почтмейстер безмолвно сожалел о несовершенстве мира в целом.

- А что я такого ужасного сказал? Вполне логичный вопрос при широте местных нравов.

- Вы наговорили на штраф в 150 эви за оскорбление общественной морали, - жестко отчеканила женщина.

- Но…

- Еще десять – за неуважение к представителю Её величества.

Кошелек Ланса худел так стремительно, что мурранец замолк и углубился в чтение альманаха. Тем более что это занятие оказалось куда интереснее нуднейших расспросов дамы Тенар. Одна статья о тяжбе за полторы курицы, которая тянулась между Мерерид Тэранс и Гайзимой Ален, чего стоила. О! История о том, как две экономные эспитские дамы решили в складчину приобрести два десятка цыплят породы рыжая ушанка, особо ценящихся за повышенную яйценоскость, заслуживала отдельного романа в трех томах, по числу лет спора. Долевое участие Мерерид Тэранс в сделке было немного меньше, чем у её компаньонки. Ровно на 37 ориков, что составило полтора цыпленка, продаваемых в ближайшем вирнэйском порту по 50 ориков за пару. Попервоначалу дамы сошлись на компенсации яйцами затрат, понесенных госпожой Ален. Но очень скоро госпожа Тэранс смекнула, что деньги ей заняли один раз, а отдавать яйцами приходится постоянно, и заартачилась. Гайзима потребовала обратно своих полтора цыпленка, уже давно ставших курами-несушками, Мерерид наотрез отказалась, и началось веселье для всего Эспита. Стенограммы эпичных по размаху страстей заседаний суда прилагались щепетильным хронистом в полном объеме. И, чем дольше вчитывался Ланс, тем сильнее хотелось ему выпить чего-то покрепче чая. Все-таки люди на Эспите жили престранные и отношения меж ними строились самым причудливым образом.

«А может быть, они просто так развлекаются? Чем тут заняться зимой, когда начинаются шторма и ветра? Сидеть по домам скучно, а тут хоть какое-то разнообразие», - решил Лэйгин.

Он вроде как успокоился, и сливовая кошка-убийца уже не казалась таким чудовищем, а чтение островной светской хроники так и вовсе повеселило. Но Гаральт Нашвит сумел напоследок испортить Лансу и впечатление, и настроение. Во-первых, они с Лив так яростно перешептывались и перемигивались, что неладное заподозрил бы даже самый доверчивый человек. Несколько раз археолог слышал что-то вроде: «Не дури, этот тоже подойдет!» и «Пусть проникнется, посочувствует и вообще…». Как понимать эти слова почтмейстера? Для чего он подойдет? Как и все остальные люди, чувствовать себя частью чужих планов Лэйгин не любил. Неведение, сами понимаете, сильно нервирует.

А во-вторых, добровольный эспитский хронист сделал гостю очередной неприятный подарок.

- Сударь мой, вы же ученый. Паче того – археолог! У меня для вас есть чудесная монография! – воскликнул вдруг Гаральт, когда они уже стояли на пороге. – Погодите минуточку!

И тяжелой рысью умчался куда-то вглубь своего захламленного обиталища. К счастью, никаких жутких ковриков в обители старого холостяка не водилось, а обстановка ничем существенным не отличалась от других домов, где коротали век серьезные мужчины среднего возраста. И ни единой вязаной салфеточки, что не могло не радовать.

- Вот! Держите! Всего в трех экземплярах сделал. С настоящими литографиями.

Господин Нашвит торжественно, с поклоном вручил Лансу труд под названием «Погребальные обряды острова Эспит».

- Уверен, здесь вы найдете для себя много нового и интересного, - воссиял почтальон.

- Премного благодарен.

Вышло немного сдавленно, но Нашвит принял бульканье гостя за сдержанные слезы восторга.

- Я знал, что только человек с вашей ученостью оценит наш скромный вклад в мировую культуру и науку.

- Постараюсь оправдать ваше доверие! Всего наилучшего!– поспешил попрощаться Ланс.

- До скорой встречи! – радостно прокричал вслед почтальон.

- Что-то не так? – грозно спросила Лив, тщательно закрывая за собой белую нарядную калитку. – Монографию я, кстати, читала. Написано толково, ничуть не хуже, чем кропают мурранские пустобрёхи-академики.

- Верю.

- Так в чем дело?

- Странные у вас тут принято подарки дарить, - признался Ланс, крепче прижая к груди кошку и «Погребальные обряды».

- Не вижу ничего странного. Статуэтка и книга. А что, в Мурране теперь только деньгами принято или как?

С одной стороны, дама Тенар ничуть против истины не погрешила. Да – статуэтка, да – книга, но как-то неправильно это всё, неправильно…

Не сумев более четко сформулировать мысли, Ланс отправился дальше, преисполненный сомнениями и чаем. И очень скоро Лив пришлось искать корзину, чтобы сложить в неё подарки гостеприимных островитян, которыми те пожелали одарить мурранца. Не обошлось и без ненавистных салфеток – жестко накрахмаленных и отличающихся друг от друга только сюжетом рисунка. На одних это были бабочки, запутавшиеся в паутине, на других – пожирающие друг друга пауки. Фантазии эспитцев хватило так же на ароматические подушечки, расшитые синими маками, свечи, удивительно схожие с мурранскими погребальными, но отличающиеся яркими цветами, и всевозможные куколки из разнообразных материалов.

- Мне даже в детстве не дарили столько игрушек.

- А с чего вы взяли, что это игрушки? – полюбопытствовала Лив.

И в самом деле, откуда такие мысли, если эти так называемые «игрушки» больше всего напоминали не о детской радости, а о… могильном хладе.

Дама Тенар с каждым визитом становилась все раздраженнее и язвительнее, причем язвила исключительно Ланса, каждое его слово воспринимая в штыки, огрызаясь и злобствуя. Воистину, Овчарка. От неё исходила сила и уверенность, и даже рычание это означало что-то совсем иное. Отец Ланса, к примеру, начинал так изъясняться только тогда, когда сын проявлял потрясающую тупость и недальновидность.

Злость Лив понять можно. Куклы, и в самом деле, не были предназначены для детских забав. Если тряпичное тельце мерно покачивается в петле, свесив на бок голову с выпученными глазками-пуговками, какая же это игрушка?