Ирина Шерстякова - Колыбель для мага

Аннеке попыталась расспросить пациентов о знахарке, но все пожимали молча плечами или отвечали односложно. Все-таки после множества вопросов за довольно-таки долгое время ожидания удалось понять, что новую знахарку все называли Птичье Перо, так как она лечила, колдовала и гадала с помощью перьев различных птиц, добытых при разных обстоятельствах: на охоте, из гнезд, на дороге, а еще брала их у домашних птиц пациентов. Она жгла эти перья и окуривала дымом больных и комнаты, связывала перья в пучки и давала ставить дома в красном углу или носить постоянно на теле или одежде, золу от перьев добавляла в пищу и воду.

Знахарка, по словам больных, она была неплохая, поможливая, но злая и резкая, а некоторым обратившимся к ней отказывала, лишь бросив один взгляд и без всяких объяснений. Пациентов она начинала принимать всегда в разное время: когда утром, когда днем, а когда и вечером, как сегодня. А иногда, правда, редко, и вовсе не показывалась из своей землянки по нескольку дней.

Настоящего своего имени она никому не называла и охотно отзывалась на придуманное в деревне прозвище.

На этом разговор с односельчанами, так толком и не начавшись, увял.

Аннеке, придумывая, чего бы ей еще спросить, рассеянно осматривалась вокруг и заметила цепь с железным ошейником, примотанную к стоявшему близ землянки дереву. В звеньях ошейника застряло несколько клочков серой шерсти. Выходит, знахарка держит собаку. Аннеке обрадовалась: можно будет посоветоваться, как подлечить старенького Крепыша. Одно ее удивило: возле дерева не было ни будки для собаки, ни мисок. Но, возможно, Птичье Перо обычно держит своего пса прямо в землянке, для компании, и там же кормит, когда ест сама.

Аннеке все же спросила у сидящей рядом на траве худой женщины, принарядившейся в новый платок и бусы, о собаке знахарки. Та вздрогнула и, слегка отодвинувшись от Аннеке, пожала плечами. Девушка повторила вопрос, обращаясь теперь к дюжему бородатому мужику лет пятидесяти и к тощему лопоухому парню, сидящим рядом. Мужик и парень ответили одновременно:

-- - Нет никакой собаки.

-- - Да, есть, большая такая, серая.

Они смущенно посмотрели на Аннеке и тоже отодвинулись от нее подальше. После этого пациенты новой знахарки окончательно замкнулись и на дальнейшие вопросы Аннеке отмалчивались, с испугом поглядывая на нее, друг на друга и на землянку.

Наконец грубый, кое-как сколоченный из разновеликих обрезков досок щит, закрывающий вход в землянку, отодвинулся, и знахарка Птичье Перо выглянула из открывшейся норы. Это была очень бодрая и подвижная старуха с лицом, изборожденным морщинами, со всклокоченными почти совершенно седыми волосами. Памятуя, что колдуньи не старятся, пока не потеряют свою силу, Аннеке не могла бы сказать, сколько старухе лет. Силы у колдуньи хватило бы еще на пару столетий, сколько бы лет она уже ни прожила. Одежда ее была так густо обшита птичьими перьями, что она сама походила на большую встрепанную птицу. Волосы ее, густо утыканные перьями, напоминали птичий хвост. Эти перья в основном принадлежали сове, а немногие другие - вороньи.

Выцветшими от старости и ставшими почти прозрачными, но быстрыми и зоркими глазами колдунья цепко оглядела собравшихся. Последней она оглядела Аннеке, еще внимательнее, чем остальных. Заговорила хриплым дребезжащим фальцетом.

-- - Умирающих я тут не вижу, так что идите по домам. Ничего не ешьте сегодня и завтра, только воду пейте. А ты, - она ткнула пальцем в толстого пожилого мужчину. - И воды не пей. А ты, - ткнула пальцем в тощую молодуху. - Пей вместо воды отвар липового цвета. Нету? Так у соседок спроси, не маленькая. Послезавтра же, если болезнь еще не пройдет, придете рано утром.

И кивнула Аннеке:

-- - Проходи.

Аннеке почувствовала странную робость, смущение, но не страх. В старой колдунье она ощущала нечто родственное, что-то, что было у Тэш, Мати. Ей ничего не угрожало, она это ясно чувствовала, и ее робость была лишь данью неведомому. Пациенты торопливо, ничем не выразив неудовольствия, разошлись.

-- - Да смотрите, делайте, как я сказала, - крикнула им вслед Птичье Перо, - А то как бы не было худа! Не приду тогда лечить!

И заметила, обращаясь к Аннеке:

-- - Они все как дети. Прихватит - бегут ко мне, а пронесет беду - опять за старую жизнь. Вон та бабка сына поедом ест, невестку совсем со свету сживает, и еще удивляется, почему у ней горло сжимает и дышать трудно. Который раз ко мне бежит, предупреждай ее, не предупреждай. А в следующий раз прогоню. Если уж берешься с ними возиться, то надо держать в строгости, а иногда и наказать, иначе лучше пройти стороной. А может, и лучше?

-- - Что лучше?

-- - Пройти стороной. Вот ты, что, собираешься прожить жизнь, леча чесотку у грязнуль и несварение желудка у обжор?

-- - Неправда, они не грязнули и не обжоры! Они... они несчастные!

-- - Ну, конечно!

-- - Они... они просто как дети!

-- - Вот именно. А детям нельзя оставаться детьми, им надо взрослеть.

-- - Но вы же лечите!

-- - Я отдаю долг. А тебе нечего здесь делать. Найдется кому вытирать носы твоим подопеч-ным, хотя я тоже здесь, знаешь ли, не задержусь. Может, прежде чем отдать долг и уйти, воспитаю ученицу, чтобы осталась здесь знахаркой, приглядела девочку с небольшими способностями, такая работа будет по ней. Все лучше, чем навоз таскать да рожать, что ни год, таких же никчемных ребятишек для такой же никчемной жизни. А ты приищи себе более достойное занятие. Силы в тебе много, нечего тратить ее понапрасну. И друзей подбирай себе с оглядкой... Эх, взяла бы я тебя к себе, но вижу другую наставницу, не хочу перебегать ей дорогу. А теперь иди, и чтобы я тебя в деревне больше не видела.

Старуха схватила Аннеке за плечи, развернула и подтолкнула к дороге.

-- - Иди, иди! И не оглядывайся! И никогда никуда не возвращайся!

Аннеке пошла в деревню, чувствуя себя несколько оторопевшей. Старуха не велела ей показываться в деревне и не велела никуда возвращаться?! Значит, нельзя идти в дом к родителям? А в пещерный храм? Тоже нельзя? А где тогда жить? Уйти в другую деревню, где нет знахарки? Наверное, такую деревню можно найти, но Птичье Перо велела ей найти себе другое занятие. А стоит ли ее слушать? И какое должно быть другое занятие? Где его искать и куда идти? А другая наставница, та, которой нельзя перебегать дорогу!?

Раздираемая противоречивыми чувствами и мыслями, Аннеке не заметила, как дошла до родительского дома. Во дворе гремел скандал. Стоило девушке отворить калитку, ее оглушили крики и обвинения. Она не сразу вникла в суть, а когда вникла, то страшно рассердилась.

Выяснилось, что девчонка, приходившаяся ей, оказывается, младшей сестрой, бросила работу и убежала играть. Из-за этого сливки, оставленные на жаре на целый день, прокисли, а во всем виновата Аннеке. Девчонка стояла тут же и со слезами кричала, что Аннеке не смеет ей указывать, что нужно делать.