Клайв Льюис - Космическая трилогия

Сегодня уже не было необходимости удирать от погони, и Рэнсом просто блуждал по лесу, надеясь отыскать какую-нибудь пищу. Впрочем, поисками это было трудно назвать, поскольку он не имел понятия, есть ли на Малакандре подходящая для человека еда, и не узнал бы ее, если б нашел. Во время этих бесцельных блужданий произошел эпизод, сильно перепугавший беглеца. Он вышел из леса на небольшую прогалину и не успел толком оглядеться, как вдруг увидел, что на него надвигается огромная желтая туша, рядом — еще одна, а вокруг — целое стадо. Рэнсом хотел было обратиться в бегство, но его уже окружили со всех сторон покрытые блекло-желтым мехом существа. Больше всего они напоминали жирафов, но временами поднимались на дыбы и даже делали несколько шагов на задних ногах. К тому же они были стройнее и гораздо выше, чем жирафы, и объедали самые верхние листья лиловых растений. Заметив Рэнсома, громадины уставились на него влажными глазами, зафыркали глубоким басом, но враждебных намерений у них явно не было. Их прожорливость поражала: минут за пять они изуродовали верхушки нескольких сотен деревьев, впустив в лес столбы солнечного света, и двинулись дальше.

По трезвому рассуждению, этот эпизод даже успокоил Рэнсома: он уже начинал бояться, что сорны — единственная форма жизни на планете. Теперь же он познакомился с вполне достойными представителями животного мира, которых, вероятно, можно приручить. Скорее всего, то, что они едят, годится и для человека — нужно только взобраться на «дерево»! Рэнсом поискал взглядом подходящий стебель и заметил, что, объев листья с верхушек, желтые животные открыли его глазам широкую панораму. Над «деревьями» возносились все те же бело-зеленые пики, что он увидел вчера от корабля на дальнем берегу озера.

Сегодня они были гораздо ближе. Вершины их, казалось, упирались в небо, и Рэнсому пришлось откинуть голову, чтобы рассмотреть, что они разной высоты. Они напоминали столбы, расставленные как попало, без всякого плана. Некоторые заострялись кверху и заканчивались настоящими шпилями; другие, сужаясь снизу вверх, на вершине вновь расширялись и образовывали своего рода платформы, которые, как показалось Рэнсому, каждую секунду грозят обвалиться. Он отметил, что обрывистые склоны изрезаны трещинами и неровностями, как сетью морщин. Между двумя пиками, словно приклеенная, висела неподвижная голубая лента — несомненно, водопад. Это окончательно убедило Рэнсома, что перед ним горы — горы совершенно невероятных очертаний. Изумление в его душе уступило место возвышенному восторгу. Он понял, что эти горы — самое полное выражение идеи перпендикуляра, которой подчинялось все на Малакандре: звери и растения, волны и холмы. По сравнению с этим буйством камня, взметнувшегося вверх, как струя фонтана, и застывшего в воздухе, любые земные горы казались лежащими на боку. Сердце Рэнсома забилось сильнее от восхищения и восторга.

Но в следующий миг оно словно замерло в груди. На бледно-зеленом фоне горы, совсем недалеко (сами горы были от Рэнсома всего в четверти мили) в разрыве между верхушками растений появилась движущаяся фигура. Она, казалось, подкрадывалась к беглецу, и он сразу ее узнал. Огромный рост, смертельная худоба, крючковатый, как у злого колдуна, нос — это был сорн. У него была узкая голова с конической макушкой. Тонкими до прозрачности, подвижными, похожими на паучьи лапы руками сорн раздвигал перед собой стебли. Бессознательная уверенность, что чудовище разыскивает его, охватила Рэнсома. Все заняло лишь долю секунды — не успел образ ужасного противника запечатлеться в сознании, как беглец уже несся огромными скачками в чащу леса.

У него не было плана спасения. Он просто хотел как можно дальше оторваться от сорна. На бегу он молил Бога, чтобы враг был один — а вдруг лес кишит ими, вдруг они достаточно умны, чтобы взять его в кольцо! Но сейчас это безразлично — нужно просто бежать, бежать, сжимая в руке нож. Страх растворился в неистовом беге и уступил место хладнокровной осторожности. Рэнсом был как никогда готов к последнему испытанию.

Он все быстрее несся вниз по склону. Скоро спуск стал таким крутым, что, будь Рэнсом на Земле, ему бы пришлось сползать на четвереньках. Впереди что-то блеснуло. Еще минута — и лес остался позади. Рэнсом зажмурился: в глаза ему брызнули солнечные блики с поверхности реки. Перед ним расстилалась равнина, покрытая реками и озерами с островами и полуостровами. В такой же местности они высадились на Малакандре.

По-видимому, его никто не преследовал. Рэнсом лег на берег и напился. Черт побери, похоже, на этой планете холодной воды вообще не бывает! Он прислушался, в то же время стараясь отдышаться. Вдруг он заметил, что ярдах в десяти от него на поверхность воды вырываются пузырьки и от них расходятся круги. Неожиданно вода раздалась в стороны, и на поверхность, словно пушечное ядро, взметнулось что-то круглое, черное и блестящее. Рэнсом увидел два глаза, а под ними — отдувающийся рот, окаймленный бородой пузырьков. Поднимая тучу брызг, на берег выбиралось странное существо. Когда оно встало на задние лапы, оказалось, что в нем шесть или семь футов, но при этом солидном росте оно отличалось уже привычной Рэнсому малакандрийской стройностью и хрупкостью. Его покрывала густая черная шерсть, блестящая, как котиковый мех. Длинное тело опиралось на коротенькие перепончатые лапы и широкий хвост, как у бобра или у рыбы. Пальцы мускулистых передних конечностей тоже соединяла перепонка. Посреди живота животного было какое-то утолщение сложной формы, которое Рэнсом принял за половые органы. Существо одновременно напоминало пингвина, выдру и тюленя, а гибкостью тела даже горностая. Венчала его большая круглая тюленья голова с густыми усами, но лоб был выше, чем у тюленя, а рот — меньше.

Бывают минуты, когда действия, вызванные страхом или осторожностью, совершаются совершенно рефлекторно, и человек не связывает с ними ни ужас, ни надежду. Рэнсом лежал неподвижно, изо всех сил вжавшись в траву, как будто мог остаться незамеченным. Его охватило усталое спокойствие. Словно глядя на себя со стороны, он невозмутимо подумал, что его приключения, видимо, подошли к концу. С суши ему угрожал сорн, а от воды — большой черный зверь. Правда, у него мелькнула мысль, что такой рот и челюсти вряд ли могут принадлежать хищнику. Но он слишком плохо разбирался в зоологии, чтобы быть в этом уверенным.

И вдруг случилось нечто, совершенно изменившее ход его мыслей. Животное все еще его не заметило. Оно усердно отряхивалось, и от него веером летели брызги и поднимался пар после купания в теплой воде. Неожиданно оно открыло рот и издало серию звуков. В этом не было бы ничего удивительного, но Рэнсом, посвятивший жизнь языкознанию, сразу понял, что звуки членораздельные. Существо говорило на каком-то языке! Если вы не филолог, вам, боюсь, придется принять на веру, как сильно подобное открытие может подействовать на лингвиста. Он уже познакомился с новым миром — но новый, нечеловеческий, внеземной язык представлял для него куда больший интерес. Раньше, когда он услышал голоса сорнов, это почему-то не пришло ему в голову. Зато теперь на него словно снизошло откровение. Любовь к знаниям — это род безумия. Зная, что его, возможно, ожидает скорая смерть, он в долю секунды забыл о своем отчаянном положении, отбросил все страхи. Его воображение нарисовало блестящую перспективу: он пишет первый учебник малакандрийского языка! «Начальный курс малакандрийского языка»… «Лунный глагол»… «Краткий марсианско-английский словарь» — целый рой заголовков заклубился в его сознании. Какие великие открытия ожидают специалиста по внеземному языку! В его руках может оказаться первичная форма любого языка, принцип, лежащий в основе всех языков! Не помня себя, Рэнсом приподнялся на локтях и вперил взгляд в черное существо. Оно умолкло. Шарообразная голова повернулась к Рэнсому и уставилась на него блестящими янтарными глазами. Ветер стих. На озере и в лесу царила полная тишина. Шли минуты, а представители двух чуждых рас все не могли оторвать взгляд друг от друга.