Андре Нортон - Трое против Колдовского мира

Я добрался до склона, с гребня которого мы наблюдали за лагерными кострами тех, кто недавно преследовал нас, и дождался темноты, чтобы выяснить, не оставлены ли по сей день дозоры на холмах. Огней я не увидел, но это не означало, что предгорье оставили без наблюдения. Я мог только гадать, насколько убедительным оказалось наваждение — те три всадника, сотворённые Каттеей. Признаться, к колдовству я, в общем-то, всегда относился с сомнением, больше полагаясь на простое оружие да ещё на смекалку. Утром мне предстояло в очередной раз проверить свою боевую выучку.

До наступления сумерек я то и дело поглядывал на небо, надеясь увидеть птицу, которую Дагона послала за горы вперёд меня. Смешно было ждать, будто птица как-то послужит мне, но увидеть её всё же очень хотелось. Однако все пролетавшие поблизости птицы были из местных — их оперение ни разу не сверкнуло изумрудной зеленью.

Утром я вышел на тропу, которая привела нас в эти истерзанные древней катастрофой горы. Мне хотелось идти побыстрей, но я не забывал о том, что следует придерживаться ориентиров, дабы не заплутать. Поэтому я шёл не торопясь, неся за плечами котомку с припасами и флягу с водой, которыми меня снабдила Дагона. Я заметил, что за мной увязался волк, по-видимому, где-то здесь обитающий, и, воспользовавшись даром общаться с животными, предложил ему поохотиться не на меня, а на кого-нибудь другого; и он отстал. Никаких туманов и других колдовских штучек, вроде тех, что мучили Каттею, когда мы пробирались этой же тропой в горы, я не заметил; вероятно, они возникают только тогда, когда движешься по этим местам с запада на восток.

Крадучись, я добрался до поля, на котором не так давно горели костры. От них остались только прогалины. Было похоже, что люди ушли отсюда совсем, однако я не терял бдительности.

Два бревна, лежавшие вплотную, послужили мне укрытием на ночь. Я долго не мог уснуть, пытаясь воспроизвести в памяти карту страны. Нашим проводником по предгорью был Кимок, но я, по укоренившейся на границе привычке, старался запоминать по пути всё примечательное и теперь надеялся без особых трудностей добраться до мест, которые знал как свои пять пальцев. Те края когда-то были обжитыми, но теперь обезлюдели, и я надеялся найти там прибежище.

…Я услышал позади размеренный стук копыт. Скакал кто-то один. «Никак патрульный?» — подумал я, не очень-то волнуясь. Моё укрытие было абсолютно неприметным, и только по невероятной случайности патрульный мог заинтересоваться им.

Приближавшаяся лошадь заржала, и я понял, что она направляется именно в мою сторону! Мне не хотелось в это верить, однако я выкарабкался из укрытия, отполз к ближайшим кустам и встал за ними, держа наготове самострел. Ржание послышалось снова, ещё ближе, и, что поразительно, лошадь продолжала двигаться ко мне, чуть изменив направление бега, словно её всадник видел меня как на ладони…

«Должно быть, на мне какая-то помета Силы, и она выдаёт меня, — подумал я. — Тогда, как ни прячься, от преследователя не уйти. Лучше встретить его в открытую».

Послышался шорох ветвей и треск хвороста — всадник не скрывал своего приближения, он был уверен в себе. Я продолжал оставаться в тени кустов, нацелив самострел туда, откуда должен был появиться мой преследователь.

Появился конь — без всадника, но осёдланный и в сбруе. На его груди и морде белела корка засохшей пены. Он таращил глаза и выглядел так, словно был чем-то напуган и долго бежал, одержимый страхом. Я вышел из-за кустов, и конь отпрянул от меня, но я уже соприкоснулся с ним мысленно и смог его успокоить.

Он наклонил голову, и я взялся за уздечку, не исключая возможности, что и этот конь — приманка в какой-то новой ловушке. Однако в поведении животного ничего подозрительного не было.

Я повёл его под уздцы — на юг. Казалось, конь был рад подчиниться мне, во всяком случае он явно избавился от страха и успокоился, я же старался увести его подальше от того места, где он нашёл меня, будто кем-то направленный.

Наконец я остановил его, снял седло и сбрую, спутал ему ноги и отпустил до утра пастись. Сам же устроился подремать под защитой кустов, подложив под голову седло. Меня мучила загадка: откуда появился конь и, притом, — так кстати.

Несколько раз мелькнула мысль о крылатом посланце Дагоны, и я начал подумывать, нет ли связи между ним и появлением коня, но, коснувшись памяти животного, не обнаружил в ней и намека на зелёную птицу.

Пришедший ко мне конь был явно не торской породы. Кому же он мог принадлежать? Я сел и, вытащив седло из-под кустов, в свете луны разглядел, что его лука украшена серебряным гребешком весьма замысловатого вида. Я стал припоминать седельные украшения, которые мне доводилось видеть. Гребешки на сёдлах салкаров были бесхитростны — головы животных, птиц или мифологических тварей. Фальконеры, люди без роду и племени, ограничивались в украшении сёдел фигуркой сокола с незамысловатым символом, указывающим на принадлежность воина к тому или иному отряду. Затейливая серебряная вязь на луке лежавшего передо мной седла могла быть только эмблемой какого-то рода, принадлежащего древней расе, и, поскольку в Эсткарпе геральдика вышла из моды, такое украшение свидетельствовало, пожалуй, о том, что хозяином коня является как раз один из тех людей, кто мне нужен, — беженец из Карстена.

Проверить правильность моей догадки было очень просто. Для этого всего-то и требовалось — поутру оседлать коня, внушить ему желание вернуться туда, откуда он пришёл, и довериться ему. Конечно, я не собирался явиться в незнакомый лагерь на сбежавшем оттуда коне. На подъезде к лагерю разумней бы было отпустить коня, чтобы хозяин решил, будто тот погулял-погулял, да и вернулся. Тогда бы у меня появилась возможность выйти на контакт с людьми, лишь когда я этого захочу.

«Вроде бы всё просто, — думал я. — Но что скажу я людям, появясь в лагере? Кого увидят они во мне? Скорее всего, наглого чужака, склоняющего их к безрассудному походу в какую-то неведомую страну. В самом деле, с какой стати они должны верить мне на слово?»

Если бы я мог сначала связаться с людьми, которых я знал, — с Дермонтом, например, или с другими боевыми товарищами — они бы прислушались к моим словам, несмотря на то, что я объявлен вне закона. Но как их разыскать? Мне, наверное, следует сочинить какую-нибудь историю для людей из того лагеря, откуда ушёл конь, и потихоньку выведать у них, где мне искать своих соратников…

Мне не доводилось ни командовать большим отрядом, ни принимать решений, от которых зависела бы не только моя собственная жизнь. Смогу ли я склонить людей старше меня и более опытных к тому, чтобы они доверились мне?