Андре Нортон - Трое против Колдовского мира

Он начал то поднимать, то опускать плащ, на короткие промежутки заслоняя огонь костра. Он подавал сигналы! Однако он пользовался каким-то незнакомым мне кодом. Я посмотрел в сторону склона, ожидая увидеть где-нибудь на горизонте ответное мигание, но так ничего и не заметил.

Похоже, мои охранники и не ждали ответа на свои сигналы. Дав костру прогореть, они уселись вокруг него, и, по всей видимости, надолго. От их промокших плащей шёл пар. Время от времени они подбрасывали в костёр хворостину-другую. Наблюдая за ними, я понял, что они кого-то ждут. Но кого?

Годар кашлянул и заговорил.

— Мы ждём тех, кто передаст тебя Совету Владычиц, — сказал он. — Они заберут тебя от нас, и тогда уже никто не заявит, что ты пытался найти прибежище у Хорвана.

— Но ведь ты же сам говорил, что, когда Мудрейшие начнут допрашивать меня с помощью Силы, то выведают всё, — удивился я, не понимая, в чём смысл его неуклюжего манёвра.

— В общем-то, так оно и есть, — тупо отозвался Годар.

И тут меня осенило. Мудрейшие не смогут допросить меня в том случае, если я буду доставлен им мёртвым!

Если те, кому предстояло везти меня в Эс, привезут туда мой труп, Мудрейшие никогда не узнают о моём пребывании в доме Хорвана.

— Зачем же ждать, чтобы кто-то убил меня? — спросил я. — У тебя же есть меч.

Годар молчал, но я решил добиться от него ответа.

— Или твой меч какой-то необычный и может навсегда обагриться кровавыми письменами, которые прочтут другие? — допытывался я. — В тебе нет и капли достоинства, присущего твоему господину. Он бы не обнажил меч перед тем, у кого связаны руки!

Годар впился в меня бешеным взглядом. Я понял, что задел его за живое, и он испытывает жгучее желание заставить меня умолкнуть навсегда. Но он сдержался — какое-то понятие о чести у него всё же было. И тут я вспомнил клятву, к которой прибегали лишь в исключительных случаях, ибо она считалась священной.

— Тебе известно моё имя, — сказал я. — Я — Кайлан из рода Трегартов. Как и ты, я служил здесь, на границе. Приходилось ли тебе хоть раз слышать моё имя помянутым недобрым словом?

По всей видимости, он не понял моего вопроса, но ответил прямо.

— Да, я знаю тебя. О тебе отзывались, как о храбром воине.

— Ну так слушайте, что я вам скажу, ты, Годар, и вы тоже, — обратился я к стражникам. — Пусть отсекут мне голову моим же мечом, если я замышлял зло против дома Дальмота или против кого-нибудь из живущих в Эсткарпе, — сказал я, отчеканивая каждое слово.

Это смутило их, воины заёрзали и стали переглядываться.

— Уловка это! — рявкнул Годар.

— Уловка?! — возмутился я. — Годар, я поклялся, что не желаю зла ни тебе, ни этим людям, какая же эта уловка? — Я повернулся к стражникам. — Вы-то хоть верите мне?

Они помедлили с ответом, затем сидевший в центре сказал: — Должны верить, раз ты дал такую клятву…

— Тогда о какой уловке ты говоришь? — обратился я к Годару.

Он вскочил с места, походил взад-вперёд и остановился передо мной, сверкая глазами.

— Для нас ты никто, — сказал он. — Мы должны, покончить с тобой ради тех, кому присягнули в верности. Но твоя смерть обременит нашу совесть, и я не знаю, как быть. Видно, ты пользуешься колдовством, чтобы только спастись…

— Я такой же колдун, как и вы, — возразил я. — Я так же, как и вы, жил по присяге, но волей судьбы оказался вне закона. И вернулся я сюда по велению, а не по какому-то злому умыслу.

— Теперь поздно говорить об этом, — сказал вдруг один из стражников, показывая в сторону склона; там, вдали, показались фигуры всадников. Их было шестеро и направлялись они к нам.

— Это за тобой, — кивнул Годар в их сторону. — Я и в самом деле намеревался отдать тебя им на растерзание, но поскольку ты пришёл к Хорвану случайно и клянёшься в этом, они доставят тебя к Владычицам живым, а не мёртвым. Мне незачем брать на себя вину за твою смерть.

— Смотри, что это?! — воскликнул тот же стражник.

Всадников отделяло от нас открытое пространство, поросшее высокими травами. Эти травы вдруг ожили, уподобясь волнам на море. Через них в нашу сторону двигалось диковинное войско — оно состояло из животных! Неторопливо, нисколько не боясь, к нам приближались антилопы; почти рядом с ними, но не обращая на них внимания, вперевалку трусил большой медведь, а следом тенью скользил степной барс — ничуть не уступающий по величине своим горным собратьям. Присутствовали в этом войске и небольшие звери. Их не было видно, но они угадывались по колыханию трав.

— Что это стряслось со зверьём? — растерянно проговорил Годар.

Он вряд ли смутился бы так же, увидев вооружённых людей. Вообще, это зрелище могло напугать кого угодно.

Я медленно встал. Никто из стражников не одёрнул меня, они стояли, заворожённые увиденным.

Подобно тому, как заросли трав наполнились четвероногими обитателями, воздух наполнился несметным количеством птиц. Они слетались со всех сторон и с криками бросались вниз, вынуждая нас тесниться под прикрытие скалы. Я попытался мысленно соприкоснуться с осаждавшими нас пернатыми и четвероногими и уловил в их поведении определённую направленность и настойчивость, но как-либо воздействовать на них не смог.

Я вышел из укрытия, оставив там стражников, жавшихся к скале. Птицы с пронзительными криками носились надо мной, но ни одна из них не ударила меня — ни крылом, ни клювом. Четвероногие тоже сновали вокруг меня — поглядывая и огрызаясь на тех, кто меня сюда привёл. Чуть помедлив, я зашагал вниз по склону — прочь от Годара и его людей.

— Стой, а то буду стрелять! — раздалось у меня за спиной.

Я обернулся и увидел, что на меня нацелен самострел. Внезапно над скалой появилась большая четвероногая птица — та, которую я так долго ждал. Она устремилась прямо на Годара, он закричал и, попятившись, упал, выронив оружие. Я пошёл дальше — мимо барса, который скалился на стражников и бил хвостом по земле, мимо сердито фыркающего бычка, мимо других зверей — крупных и мелких.

Я шёл мимо них, а вернее, сопровождаемый ими, и пытался понять, чья воля собрала их здесь. Лошади, на которых мы сюда приехали, пронзительно ржали и дёргались на привязи, их пугала близость хищников. Я снова услышал крики за спиной, но не обернулся.

Идти со связанными руками оказалось непросто. Я скользил по размытой дождём грязи и едва удерживал равновесие; приходилось постоянно следить за тем, куда ступаешь. Снова за спиной послышались какие-то звуки, да такие странные, что пришлось обернуться.

Мои конвоиры покинули укрытие и брели за мной, пошатываясь и спотыкаясь. Они шли не по своей воле — полчище зверей и птиц принуждало их к этому. Не знаю, куда подевались у стражников самострелы. Их лица были безумны — как у человека, разбуженного во время кошмарного сна и ещё не пришедшего в себя.