Майкл Муркок - Вечный герой

Я был почти весел, надевая чистое белье, приготовленное для меня заранее, и тут кто-то постучал в дверь.

— Здравствуй, Эрекозе, — это была Эрмизад.

— Госпожа… — я поклонился ей.

— Как ты живешь, Эрекозе?

— Видишь ли, во время войны я живу хорошо и действую успешно. А сейчас я с удовольствием воспользовался бы твоим гостеприимством.

— Арджав послал меня, чтобы я пригласила тебя отобедать с нами.

— Я готов. Но сперва скажи мне, как ты сама жила все это время, Эрмизад.

— Ну, в общем-то, неплохо… я здорова… — проговорила она. Потом подошла ко мне ближе. Низко опустила голову и, глядя в землю, поднесла руки к горлу каким-то умоляющим жестом. — А скажи… ты теперь уже муж королевы Иолинды?

— Мы все еще жених и невеста, — сообщил я ей. И потом, решившись, я заглянул ей в глаза и добавил, стараясь по возможности говорить ровным тоном: — Мы поженимся, как только…

— Как только?..

— Как только будет взят Лус Птокаи.

Она промолчала.

Я сделал еще шаг вперед, и теперь мы стояли почти вплотную друг к другу.

— Это единственное условие для того, чтобы наш брак состоялся, — сказал я. — Я должен уничтожить всех элдренов до единого. Ваши поруганные знамена должны стать моим свадебным подарком Иолинде.

Эрмизад кивнула, быстро на меня взглянув, во взгляде ее была печаль и, одновременно, насмешка.

— Значит, такова данная тобой клятва. Ты должен ее выполнить. Должен убить всех элдренов. До последнего.

Я прокашлялся.

— Да, такова моя клятва.

— Ну пойдем, — сказала она. — Обед остывает.

За обедом мы сидели с Эрмизад рядом, а Арджав так оживленно рассказывал об одном из весьма странных экспериментов своих предков-ученых, что все мы на какое-то время как бы забыли о предстоящем сражении. Но позже, когда мы с Эрмизад тихо заговорили о чем-то друг с другом, я вдруг поймал взгляд умолкнувшего на время Арджава: в этом взгляде была такая боль! Потом он вмешался в наш разговор:

— Как ты уже и сам понял, Эрекозе, мы потерпели поражение.

Мне не хотелось говорить об этом. Я только пожал плечами и попытался возобновить нашу приятную беседу с Эрмизад, но Арджав был настойчив:

— Мы обречены, Эрекозе. Наши защитники вскоре падут под мечами твоей огромной армии.

У меня перехватило дыхание. Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Да, вы обречены, принц Арджав.

— Это лишь вопрос времени — когда именно вы возьмете город.

На этот раз я отвел глаза, избегая его пристального взгляда, и просто кивнул в ответ.

— Значит… ты… — голос у него сорвался.

Я начал терять терпение. Противоречивые чувства кипели в моей душе.

— Моя клятва… — напомнил я ему. — Я должен выполнить то, в чем поклялся, Арджав.

— Самому мне умереть не страшно… — начал он.

— Я понимаю, чего ты страшишься, — сказал я.

— Но неужели нельзя позволить элдренам просто сдаться? Неужели они не могут просто признать, что Человечество одержало над ними победу, Эрекозе? Разумеется, один город…

— Я дал клятву. — Теперь печаль переполняла мое сердце.

— Но не можешь же ты… — Эрмизад слабо махнула своей тонкой рукой. — Мы ведь твои друзья, Эрекозе. Нам так приятно быть вместе. Мы… мы ведь действительно друзья…

— Мы принадлежим к разным народам, — сказал я. — И между нами идет война.

— Пощады я не прошу, — сказал Арджав.

— Знаю, — ответил я. — И ничуть не сомневаюсь в мужестве остальных элдренов. Я слишком много видел тому примеров.

— Ты связан клятвой, которую дал в порыве гнева, дал беспричинно, бесцельно, просто так, и теперь клятва эта привела к тому, что ты убиваешь тех, кого любишь и уважаешь… — в голосе Эрмизад было изумление. — Неужели ты не устал убивать, Эрекозе?

— Очень устал.

— Но в таком случае?..

— Но именно я все это затеял, — сказал я. — Иногда мне кажется, что это не я веду людей на битву, а они как бы толкают меня вперед. Может быть, весь я целиком — всего лишь их создание. Нечто, созданное волей Человечества. Может быть, я всего лишь лоскутный коврик, созданный ими из их представлений о самых различных героях. Может быть, никакой другой жизни у меня нет и не было, и когда я выполню свою задачу, то исчезну, поскольку исчезнет и чувство опасности, питающее души этих людей…

— Думаю, что этого не произойдет, — мрачно сказал Арджав.

Я только пожал плечами:

— Но ведь ты же не я. И у тебя не было таких странных снов…

— А тебе по-прежнему снятся эти сны? — спросила Эрмизад.

— В последнее время нет. С тех пор, как началась эта военная кампания, сны пропали. Они мучают меня только тогда, когда я пытаюсь понять, кто же я на самом деле такой. А когда я делаю то, что от меня требуется, сны оставляют меня в покое. Скорее всего, я просто призрак. И ничего больше.

— Вот этого я не понимаю, — вздохнул Арджав. — Мне кажется, тебе просто жаль самого себя, Эрекозе. Ты можешь проявить свою собственную волю, однако боишься это сделать! И вместо этого предаешься кровопролитиям, отдаешь душу на растерзание ненависти, позволяешь меланхолии мучать тебя. Ты пребываешь в такой тоске потому, что не делаешь того, что действительно хотел бы делать. Эти сны все равно вернутся, Эрекозе. Запомни мои слова — сны вернутся и будут куда более ужасны, чем виденные тобой когда-либо прежде.

— Довольно! — вскричал я. — Не надо портить наше последнее свидание. Я пришел сюда лишь потому…

— Ну и почему же? — Арджав поднял тонкую бровь.

— Потому что мне необходимо было поговорить с умными и воспитанными людьми…

— Поговорить с кем-либо, подобным тебе, — тихо проговорила Эрмизад.

Я обернулся к ней и вскочил:

— Нет! Я совсем другой, чем вы! Мой народ ждет меня там, за этими стенами! Они ждут, когда мы уничтожим ваше племя!

— Но между нами существует родство духовное, — сказал Арджав. — Эти связи тоньше и крепче кровных…

Лицо мое исказила гримаса, и я спрятал его в ладонях.

— Нет!

Арджав положил руку мне на плечо:

— Ты куда более настоящий человек, Эрекозе, чем сам позволяешь себе казаться. От тебя потребуется немалое мужество, если ты решишься серьезно переменить свою жизнь и образ мыслей…

Руки мои бессильно упали.

— Ты прав, — сказал я ему. — И этого мужества я в себе не чувствую. Я всего лишь меч. Некая сила, вроде урагана. Больше мне ничего не дано, больше я не позволяю себе ничего. Больше мне ничего не позволяют…

Эрмизад снова вмешалась в наш разговор. В голосе ее отчетливо звучала ярость:

— Ради тебя самого ты должен позволить этой второй половине твоего «я» одержать верх! Забудь о данной Иолинде клятве. Ты ее не любишь. У тебя ничего нет общего с той кровожадной толпой, которая следует за тобой столь послушно. Ты куда более великий человек, чем любой из них… чем любой из тех, с кем ты ведешь войну…