Майкл Муркок - Феникс в Обсидановой стране

— Странно… — задумчиво произнес Шаносфейн, поднимая тонкие черные пальцы ко лбу. — Наша вселенная имеет четко определенные границы и конкретное место в Пространстве, а ваша — огромна, неопределенна и хаотична. Если, прошу меня простить, вы не безумец, тогда в ваших словах я нахожу некоторые подтверждения моим собственным теориям. Интересно…

— В мои намерения входит, — продолжал я, — найти способ и средства вернуться в один из этих миров, если он еще существует, и во что бы то ни стало остаться там.

— Вас, стало быть, не очень прельщает мысль о перемещении из одного мира в другой, из одного Времени в иное?

— Нет, лорд Шаносфейн. Вечные скитания меня не прельщают. Особенно тогда, когда в одном из этих миров есть существо, к которому я испытываю великую любовь и к тому же взаимную.

— А как вы нашли тот мир?

Я начал рассказывать. И скоро обнаружил, что пересказываю ему всю свою жизнь, все, что случилось со мною с того часа, когда Джона Дэйкера призвал к себе король Ригенос, дабы помочь армиям Человечества в их войне с элдренами, а также подробности всех моих превращений и воплощений, все, что выпало на мою долю до той самой минуты, когда патруль из Ровернарка повстречался мне на берегу соленого моря. Он слушал меня с огромным вниманием, глядя вверх, на потолок, не прерывая, пока я не закончил.

Некоторое время он молчал, потом вздохнул и дал знак слуге:

— Принеси воду и рис.

Потом еще некоторое время сидел неподвижно, будто переваривая мой рассказ. Я подумал, что он теперь наверняка считает меня сумасшедшим.

— Так вы говорите, что вас сюда призвали, — в конце концов произнес он. — Но мы не призывали вас. И вообще это маловероятно, чтобы мы — какая бы опасность нам ни грозила — так сильно верили в древнюю легенду и так полагались на нее…

— А есть здесь еще кто-нибудь, кто мог призвать меня?

— Да.

— Но епископ Белпиг утверждает, что это тоже маловероятно.

— Мысли Белпига соответствуют его настроению в данный момент. Но здесь существуют и другие общины, помимо Ровернарка. Есть еще и города за морем. По крайней мере, они существовали, когда сюда явилось Серебряное Воинство.

— Белпиг ничего не упоминал об этом Воинстве.

— Может быть, он забыл. Прошло уже немало времени с тех пор, как мы в последний раз слышали о них.

— А кто они такие?

— Варвары. Грабители. Их цели нам не известны.

— Откуда они явились?

— Я думаю, с Луны.

— С неба? А где находится ваша Луна?

— Говорят, на другой стороне мира. В книгах я читал, что когда-то она все время была на небе, но теперь ее там нет.

— А эти Серебряные Воины, они люди?

— Нет, насколько можно судить по полученным нами сообщениям.

— А могут они представлять угрозу Ровернарку, милорд? Могут они вторгнуться сюда?

— Весьма возможно. Я думаю, они хотят завоевать эту планету.

Я взглянул на него, пораженный тем, как равнодушно он говорит об этом.

— И вас не беспокоит, что они могут вас уничтожить?

— Пусть они завоюют нашу планету. Какая нам разница? Наша раса все равно скоро погибнет от наступающих льдов — с каждым годом они подбираются к нам все ближе и ближе. А Серебряные Воины, кажется, лучше приспособлены к жизни в ледяном мире, чем мы.

Такой аргумент можно было понять. И хотя мне никогда еще не приходилось встречать подобного равнодушия и отсутствия интереса к собственной судьбе, я невольно восхищался своим собеседником. Но сочувствия к нему не испытывал. Ведь мне Судьбой была ниспослана вечная борьба. Правда, сейчас я еще не мог понять, за что и против чего. И хотя мне была ненавистна сама мысль о постоянной войне, о сражениях на протяжении всей моей жизни, мои воинственные инстинкты доминировали надо всем остальным.

Я пытался найти хоть какой-нибудь ответ на слова Светского Владыки. Между тем он поднялся со скамьи:

— Ну, что же, мы еще с вами встретимся и побеседуем. Вы можете жить в Ровернарке, пока у вас не возникнет желания покинуть его.

Сказав это, он вышел из комнаты.

Потом появился слуга с подносом в руках, на котором был рис и вода. Но у двери он повернулся и последовал за своим хозяином.

Итак, я побеседовал и с Духовным, и со Светским Владыками Ровернарка, но эти беседы внесли в мои мысли еще больший разлад, чем прежде. Почему Белпиг ничего не сказал мне о Серебряных Воинах? Суждено ли мне сразиться с ними, или — тут меня вдруг осенило! — именно народ Ровернарка окажется тем врагом, воевать с которым я и был сюда призван?

И вот, совершенно несчастный, терзаемый разлукой с Эрмизад и чувством огромной потери, я поселился в Обсидиановом городе — Ровернарке. Целыми днями я предавался размышлениям, раздумьям, копался в старинных книгах и странных манускриптах, пытаясь найти решение собственной трагической дилеммы. Но ничего, кроме предчувствия неминуемой беды, не возникало, причем это ощущение росло в моей душе с каждым днем.

Если четко придерживаться истины, ни дней, ни ночей как таковых в Обсидиановом Городе не было. Люди ложились спать, просыпались, ели тогда, когда им хотелось, и вся остальная их деятельность подчинялась тому же ритму, поскольку ничего нового вокруг не происходило, а привычное не вызывало уже никакого интереса.

В мое распоряжение были предоставлены отдельные апартаменты. Они располагались уровнем ниже Харадейка, владений епископа Белпига. Мое жилище, разумеется, не было столь же пышно убрано и вычурно разукрашено, как апартаменты епископа, однако мне больше по душе была простота, которая царила во владениях Шаносфейна. Я, однако, выяснил, что именно по распоряжению Шаносфейна в его владениях были убраны все украшения. Это произошло, когда умер его отец и он наследовал его титул.

Мои апартаменты были более чем комфортабельны. Самый отъявленный сибарит счел бы их роскошными.

В первые недели пребывания в городе меня буквально осаждали посетители, точнее, посетительницы. Раздолье для любого развратника или женолюба. Но для меня, поглощенного любовью к Эрмизад, их бесконечные визиты в конце концов превратились в сплошной кошмар.

Одна за другой женщины являлись ко мне, чтобы, едва успев представиться, тут же предложить мне все мыслимые и даже немыслимые удовольствия — о таких не подозревал даже сам Фауст. К их огромному разочарованию, я — в высшей степени вежливо — отверг их всех. Мужчины тоже посещали меня, и тоже с подобными предложениями. Поскольку, согласно традициям и обычаям Ровернарка, в предложениях этих не было ничего постыдного и предосудительного, я отклонял их с неменьшей вежливостью.

Появлялся у меня и епископ Белпиг — тоже с предложениями и с подарками. Он приводил юных рабов и рабынь, так же, как и он сам, разукрашенных косметикой, его слуги приносили изысканные яства, на которые мне и смотреть не хотелось, и сборники эротической поэзии, которые меня совершенно не интересовали. Белпиг приглашал меня участвовать в действах, которые не вызывали ничего, кроме отвращения. Но поскольку крышей над головой и возможностью рыться в книгохранилищах я был обязан именно Белпигу, я сдерживал раздражение, убеждая себя в том, что он не имел в виду ничего плохого, а, наоборот, желал мне добра, хотя, на мой взгляд, и его внешний вид, и его вкусы были просто тошнотворны.