Джон Гримвуд - Падший клинок

— Вы убьете меня, когда родится ребенок?

Леопольд отер ей лоб тряпкой, смоченной в винном уксусе, и поморщился от запаха.

— С какой стати?

— Это не ответ.

Принц взял ее за руку и дождался, пока девушка не посмотрела ему в глаза.

— Нет. И я не могу поверить, что вы решили, будто я…

— Вы ненавидите Венецию. Помните?

Он выглядел виноватым.

И тут Джульетта неожиданно принялась ругаться:

— Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо…

— Я пошлю за повитухой.

Лицо Джульетты исказилось от боли. Она держалась руками за живот и чертыхалась, пока длились схватки. Потом девушка перевела дыхание, мышцы чуть расслабились. Леопольд прибыл час назад. Но эти мучения продолжались уже пять часов.

— Сначала ответьте на мой вопрос.

Она следила, как Леопольд осматривает ее маленькую комнату на верхнем этаже полуразвалившейся фермы неподалеку от Равенны, и гадала, что же он видит — потную пленницу с раздутым животом и опухшей грудью, кричащую от боли? Молодую женщину, которая страшится будущего? Ребенка, который, еще не родившись, доставляет столько хлопот?

Ей не следовало посылать за Леопольдом.

Она выгнала повитуху, послала за Лео и этим только укрепила слухи. Стражники внизу уже шептались, будто принц — отец ее ребенка. Теперь они уверены.

— Любовь моя, — произнес Леопольд.

Она почувствовала, как по щекам потекли слезы. Джульетта слишком измучилась и не могла справиться с ними. Поэтому она просто отвернулась.

— Что случилось? — он осторожно повернул ее голову обратно.

— Ты назвал меня… Ты никогда не называл меня…

Леопольд погладил ее по щеке и смахнул слезинку с ресниц. Он улыбался.

— Я не смел.

— Ты ничего не боишься.

— Я боюсь потерять тебя.

— С чего ты решил?..

— Ты любишь того мальчишку, о котором рассказывала.

— Леопольд!

— Это правда, — сказал он. Когда повитуха вернулась вместе с лекарем и горничной, Джульетта все еще плакала.

В последующие часы боль была настолько острой, что Джульетта кричала не переставая. Она никогда не думала, даже не представляла, что такая боль возможна вне камеры пыток. Каждые новые схватки сильнее предыдущих. Но ребенок, похоже, не собирался выходить на свет. Джульетта упросила открыть ставни, хоть немного проветрить комнату. Но вскоре лекарь распорядился закрыть их. Наверное, духота — необходимая часть лечения. Потом до нее дошло: ставни приглушают ее крики.

Она тужилась, сколько хватало сил. Потом силы кончились.

К полудню поощрения повитухи и банальности лекаря звучали реже, а потом и вовсе сошли на нет. Когда лекарь подошел к двери и велел горничной позвать хозяина, Джульетта поняла: он думает, что она его уже не слышит. Временами, когда внутри нее кружился красный вихрь боли, она и вправду ничего не слышала. Но не сейчас. И она погрузилась в воспоминания.

Слова Леопольда ранили Джульетту.

Он опечален — она полюбила кого-то прежде и сильнее, чем его. Она хотела сказать… Если она выживет, то объяснит: это неправда. «Неправда», — сказала она себе, хотя и знала, все совсем не так. Неистовый юноша из базилики одним прикосновением поймал ее на крючок. Даже сейчас перед ее глазами стояло его лицо.

Серебристо-седые волосы. Пронизывающие глаза в янтарную крапинку. Госпожа Джульетта вздрогнула, ее тело остывало.

— Она отходит, — сказала повитуха.

— Почему никто до сих пор не нашел принца?

— Он снаружи.

— Господи, женщина, попроси его войти.

— Я ездил верхом, — сказал Леопольд, закрывая за собой дверь. — Я не мог оставаться…

Его голос. Шепот, который Джульетта слышала издалека. Шелест ветра в траве. Боль осталась позади. Джульетта плыла в красном тепле, где-то вне своего тела.

— У вас есть выбор, — сказал лекарь.

— Какой?

— Я могу попытаться спасти госпожу, но тогда она наверняка потеряет ребенка. Я могу спасти ребенка, но тогда вы потеряете ее. Если это мальчик и если на то будет воля Господа, он выживет, — похоже, лекарь уже сделал свой выбор.

— Спаси обоих, — ответил принц Леопольд.

— Ваше высочество. Это невозможно.

— Тебе не хватит мастерства?

— Нет, господин. Никто не сможет…

— Тогда найди того, кто сможет, — отрезал Леопольд. — И немедленно. Я не потерплю ничьей смерти.

В голосе принца слышался еле сдерживаемый гнев. Даже Джульетта, завернутая в красное тепло и уже задумавшаяся, не лучше ли будет просто уснуть, вздрогнула от его ярости.

— Ваше высочество, — сдавленным от страха голосом взмолился лекарь; ему приказали совершить невозможное. — Прошу вас…

— Есть один человек в соседнем городе, — прервала его повитуха. — Он вырезал ребенка у рабыни и щенка — у охотничьей собаки. Все выжили.

— Он язычник, — яростно возразил лекарь.

— Да, — сказала женщина. — Язычник, который не любит терять рабов.

— Этот человек — иудей? — спросил принц Леопольд.

— Мой господин, он зовет себя Сарацином, — испуганно ответила повитуха.

— Пошлите за ним.

— Ваше высочество, подумайте…

— Ты знаешь, кто она? — Леопольд обращался к лекарю.

— Нет, мой господин. Говорят, она…

— Моя женщина?

Лекарь кивнул.

— С Божьего соизволения она станет моей женой. Если она умрет, я тебя повешу.

Послали за Сарацином.

Он выгнал всех из комнаты, открыл ставни и заявил: все, кому не нравятся крики роженицы, могут уйти куда-нибудь подальше. В природе женщины кричат, когда рожают. Даже христиане должны это понимать.

Принесли воду.

Холодную — для питья. Теплую — для умывания. И кипяток, чтобы вымыть инструменты. Врач, наточив ножи, встал на колени рядом с госпожой Джульеттой. Он прошептал извинения и снял с нее пропотевшую простыню. Потом вымыл ей бедра и начал нащупывать ребенка.

— Как я и думал, — заявил он. — Младенец повернулся.

Джульетта качалась на краю красного забытья; в комнате только она и врач. Должно быть, он говорит сам с собой.

— Его не удастся повернуть обратно. Теперь вам лучше уснуть. Либо вы проснетесь, либо нет. Почти все — в руках Божьих. Но малая часть — в моих.

Он открыл деревянную коробку, достал черную пасту, завернутую в промасленный шелк, и откупорил бутылочку со спиртом — единственный алкоголь, которого он позволял себе коснуться. Врач смешал пасту со спиртом и принялся по капле поить Джульетту. Едва она затихла, врач отложил смесь и сделал разрез.

Спустя десять минут новорожденный младенец издал свой первый крик.

Госпожа Джульетта осознала, что она жива, а ее ребенок сосет молоко, только через полтора дня. Его личико почти прижималось к кольцу, висевшему на цепочке между ее грудей.

К этому времени принц Леопольд назвал ребенка Львом и объявил его своим сыном.