Джон Гримвуд - Падший клинок

— Тут есть разница.

— Нет, — ответила А'риал. — Разницы нет. Возьми его. Спаси себя.

Умиротворение после кормления на Джульетте уже угасало. Тоненькая ниточка голода беспокойно крутилась в голове Тико. Но вместе со словами А'риал к нему пришло понимание: это шаг за грань. Сделаешь один, потом другой шаг, и так до тех пор, пока не перестанешь быть человеком.

Если он вообще когда-либо был им.

Тико вспомнил мучения принца Леопольда, искореженные мышцы, хруст костей, когда Леопольд превращался в волка.

— Я не стану.

Ужасное зрелище навеки отпечаталось в его памяти. Кожа лопается, невидимые руки сминают плоть и кости. Черные крестоносцы будут пытать Тико. Зачем ему самому пытать себя?

— Я предлагала дважды, — промолвила А'риал. — Третьего раза не будет. Но если ты позовешь, я приду.

— Никогда, — твердо ответил Тико.

— Не зарекайся, — сказала А'риал.

Каждый день приливы случались дважды — один малый, другой большой. Первый ничего не значил. Ни в городе, ни здесь, среди людей, привыкших к прогнившим венецианским окраинам, к вони застоявшейся воды в каналах, мусору, лужам и случайным трупам, оставленным отливом.

А вот второй…

Во время большого прилива вода текла по канавам от нескольких минут до целого часа и заливала подземную темницу. За один день такой прилив оставлял половину от сухого островка. За два затоплял его, и узникам приходилось стоять. За три дня уровень воды убивал всех, кто не умел плавать. Только непрерывная работа насоса позволяла людям выжить. Изысканная жестокость. И более того, это не позволяло заключенным бежать. Ты работаешь на колесе, спишь, просыпаешься и снова работаешь. Никто не мог уклониться. Колесо было для них всем, управляло их жизнью.

Такой Тико видел Серениссиму.

Разнообразные советы, дворы внутри дворов, война Арсеналотти и Николетти, зависть горожан к патрициям, сами патриции, поделенные на старые и новые дома, на богатые и бедные семьи. Никто в Венеции не мог избежать колеса.

За пределами города колонии кормили столицу, венецианский флот сражался с пиратами мамлюков; мавры объединялись с теми, кто противился мамлюкам. Германцы предлагали поддержку, заявляя, что наибольшая угроза Венеции исходит от Византии. Византия заявляла, что Венеции угрожают амбиции германского императора, и в свою очередь предлагала поддержку. Монголы Тимура завоевывали все больше земель, угрожая воссоздать развалившуюся империю своего героя, Чингисхана.

А колесо все крутилось и крутилось…

— А о чем она говорила, когда сказала «спаси себя»? — поинтересовался Пьетро. Первые слова после исчезновения А'риал.

— Неважно.

Мальчик смутился, но все равно продолжал с беспокойством смотреть на Тико. Высоко над ними сменилась стража, в яме появился новый факел.

— Если ты можешь спастись, тогда спасайся, — это было сказано совсем по-взрослому.

— Как ты вообще ввязался во все это?

Пьетро рассказал ему о наводящих ужас Волчьих братьях и о том, как дети случайно оказались на пути их охоты.

Повесть мальчика состояла из смеси уличных слухов и откровенного вранья, но Тико понял, речь идет о давней войне, которая началась задолго до его прибытия в город. Может быть, даже до того, как Атило встал во главе Ассасини.

— Нам следовало спрятаться, — признал Пьетро.

Так ему приказали. Они спрятались, и прятались почти все время, пока шел бой. Они видели только самый конец, о чем проболтались в ту ночь, когда схватили Тико. И совершили ошибку.

— Тико!.. — проревел стражник.

Пьетро схватил юношу за руку.

— Черный мастер, — прошептал он. — В воду. Прячься.

Решетка с грохотом откинулась. Арбалетчики наставили оружие в яму, сверху поползла длинная деревянная лестница. Она плюхнулась в грязь, утонула на пару дюймов и замерла. Колесо остановилось. Спустя несколько секунд, когда в яме воцарилась тишина, сверху донесся голос:

— Тико, поднимайся.

Капитан Родриго был ярко освещен факелами. Он зажал нос рукой, надеясь защититься от вони, которую Тико уже не замечал.

— Я сказал, нет, — возразил Тико.

— Что нет? — крикнул Родриго.

Тико не мог вспомнить имя стреги. Имя моментально ускользало из памяти; должно быть, это часть ее магии.

— Девочка… герцогини, — невнятно закончил юноша. — Рыжая. Она спрашивала… Она сказала… — он не мог вспомнить слова.

— Поднимайся! — рявкнул Родриго. — Не трать мое время.

Тико подталкивал Пьетро вперед, отовсюду послышались смешки и шепот. Пьетро отказывался лезть наверх. Тико настаивал. И Пьетро, оказавшийся между Тико и арбалетчиками, смирился с неизбежным. Атило наверняка излечил бы его от этой слабости.

Родриго стоял рядом с Черным мастером, одетым в ночную рубашку. Губы Мастера побелели от ярости. Позади него ждали тюремщик и надзиратель в униформе из грязного шелка с оборванным и печальным крылатым львом на груди.

— Кто это? — спросил Родриго.

— Новый ученик Атило.

— Мой господин… — вымолвил надзиратель. — В вашем приказе упомянут только один человек.

До сей минуты Родриго собирался швырнуть мальчишку назад. Но теперь возобладала гордость. Надзиратель открыл было рот для возражений, но заткнулся, услышав рык Черного мастера.

— Герцог ждет.

Марко IV вцепился в подлокотники своего черного трона как матрос, который держится за поручень из боязни быть смытым за борт. Его пальцы побелели. Герцог Марко обратился к Тико, не замечая мнущегося рядом мальчишку:

— Узрите, вот Скорбный Ангел.

Тико поклонился со звоном кандалов.

Атило, стоявший сбоку от трона, увидел, как герцогиня улыбнулась своему сыну. Регент только вздохнул.

— Неужели тебе не пришло в голову сначала его вымыть? — обратился он к Родриго, вымещая на нем свое раздражение.

— Мой господин, в приказах говорится вести его прямо сюда.

— И ты всегда подчиняешься письменным приказам?

Родриго кивнул.

— Восхитительно, — кисло заметил Алонцо, давая понять, что на самом деле думает. — Ты, — приказал он Тико. — Подойди ближе.

Тико шагнул вперед. Спустя секунду за ним последовал Пьетро.

Атило стоял по одну сторону от трона. Отец Десдайо и горстка прочих членов внутреннего совета стояли по другую. Лампы то вспыхивали, то гасли, ночной воздух наполнял запах горящего рыбьего жира. Большинство людей в зале выглядели озадаченными, раздраженными или даже немного напуганными тем, что их посреди ночи вытащили из постели.

Так это же Совет Десяти, вдруг сообразил Тико. Он сосчитал людей по обе стороны от трона, заметил среди них доктора Кроу и заинтересовался, знает ли кто-нибудь, кроме Десяти, что алхимик — член внутреннего совета.

За креслом Алексы пряталась девочка. Она улыбнулась, встретив взгляд Тико, холодной, безжалостной, ослепительной улыбкой.