Larka - Алмазный венец севера

Тайная и вожделенная для почти всех волшебников книга Великих Заклинаний содержала сведения по вызову и управлению таких могучих сил, что пользовались ею лишь в самых крайних случаях. То есть, чрезвычайно редко и неохотно, уж древняя раса эльфов куда как лучше иных знала, чем опасно и чревато неразумное использование такой волшбы.

— Значит, нам нужно лишь отвлечь егерей, а потом искусно направить их через портал в ловушку? — Мальва отмахнулась от попытавшегося что-то возразить соседа и, потешно заломив точёную зелёную бровку, принялась рассуждать: — Лаэдрик силён в морской волшбе, я в магии леса — этого с одной стороны, должно хватить — а с другой, не насторожит Егерей.

Но друг детства тоже не страдал замедленным мышлением, и таки вставил свои пять цехинов в эту кучу женской трескотни.

— Похоже, учитель, есть шанс крепко прихватить этих демонов из Неназываемого… и если не вырвать из-под власти светлых фанатиков, то хорошенько изучить?

Мальва зловредно пиханулась локотком в бок, одновременно глядя на него нарочито безмятежным взглядом зелёных глаз и голосом записной пай-девочки, ни разу не покидавшей рощи дерева-няньки, поинтересовалась:

— Деда, сколько ты нам порталов выделишь?

Колдовать такую редкость и диковину умели немногие даже из весьма искушённых в волшбе чародеев перворождённых, но Архимаг сумел удивить своих учеников и на этот раз. Из рукава его появился целый пучок особым образом зачарованных веточек. Штук десять — просто неслыханная щедрость для обычно предпочитавшего не давать лёгкой жизни своим ученикам старикана!

— Всё верно, дети — вы нынче на острие нашего замысла и одновременно наживка. А я с другими подготовлю пока место, — он опустил связку тонких прутиков на стол. Стоило только с нужным заклятьем такую веточку сломать, как содержащаяся в них могучая магия тут же откроет портал в представленную воображением местность. Никаких свитков или артефактов!

— Место встречи изменить нельзя, — важно изрекла Мальва и перевернулась на спину, предоставив другу детства нежно расчёсывать и приводить в относительный порядок восхитительное золото её волос.

— Битва будет происходить там, где мы захотим. Тогда, когда мы захотим — и на тех условиях, когда мы захотим, — блеснул и Лаэдрик высказыванием какого-то великого полководца предков.

Вполне возможно, что это безмятежное валяние на зелёном ковре одних и задумчивое сидение в кресле другого и казалось безмятежным — да вот только, на самом деле это оказалось затишье перед бурей. Впрочем, какой могучей она ни оказалась, стихия природы и перворождённых унеслась на просторы океана с тем, чтобы угодить там в призрачную, полыхнувшую нестерпимым светом Сеть и больше не интересовать нас ни в коей мере.

Огонёк парил где-то недалеко от лица. Но судя по тому, что он даже чуть грел щёку — на самом деле совсем даже близко… Ларка отвернулся от наколдованного каким-то настырным магом светящегося шара и попытался вновь вернуться в сон. Надо же, он почти уже догнал удирающую девицу, таки не соизволившую показать своего лица!

Однако приставучий огонёк не угомонился. Всё так же нахально он лез и светил — на удивление ярко. Парень с досады, знакомой каждому разбуженному в неурочный час, попытался даже закрыть лицо подушкой. Однако тёплая и какая-то меховая подушка на попытку взбить её повыше заворчала что-то не совсем понятное, но откровенно нелестное для homo вообще и о самом Ларке в частности. Мало того, сия постельная принадлежность даже попыталась лягнуться невесть зачем выросшей из меха лапой.

Удивлённый донельзя, парень даже открыл один глаз. Подушкой оказалась весьма раздосадованная эгоцентризмом и бесцеремонностью хозяина домовёнка, ничуть не менее Ларки недовольная ярким утренним солнцем. Ах вот ты кто, непонятный огонёк!

Вместо постели им обоим правила матушка сыра земля, неплохо утоптанная и щедро присыпанная всяким лесным и не очень сором. По сторонам обнаружились какие-то отвесные стены, грязные и отчуждённые лица… пришлось для разнообразия проснуться, чтобы не дать совсем уж вольготно множиться обнаружившимся вокруг непонятностям, и даже попытаться сесть.

Ларка вместе с очумело осматривающейся, прислушивающейся и даже принюхивающейся домовёнкой оказался на дне никак не природного происхождения котлована глубиной этак шагов в десять и вдвое больше ширины. Вместе с ними (вернее, у дальней стороны) обнаружился десяток людей самого что ни на есть пейзанского облика.

И больше ничего. Лишь небо и краешком глаза заглядывающее сюда солнце, да несколько сосновых лап вверху. А судя по столь удручающему факту, как отсутствие хоть чего-нибудь, пусть отдалённо смахивающего на лестницу, стремянку — то Ларка с подивившим самого себя спокойствием сделал вывод, что на пару с опять принявшейся трястись служанкой оказался в самой обычной яме. В холодной. В каталажке, а проще говоря, импровизированной тюрьме.

— Слышь, ахвицер медный, а тебя-то сюда за что? — сипло поинтересовалась старая как мир одноглазая бабка с самого краю кучки благоразумно отодвинувшихся подальше людей. Остальные насупились и на всякий случай сгрудились плотнее — уж Ларка среди этих доходяг выглядел просто-таки сказочным богатырём.

Судя по говору, это всё оказывались бывшие подданные светлого короля, на свою беду не захотевшие или не успевшие удрать с уступленных перворождённым земель.

— Не сказали, злыдни остроухие, — парень с наслаждением потянулся и размял кое-какие занемевшие от не очень удобной постели места.

— Эй, ты б тово, полегче, — угрюмо пробубнел лохматый мужичок с лишаём на пол-лица, и невесть уж зачем добавил, что сидят они тут уж второй день.

Ларка классически огрызнулся в том смысле, что задницу всяким остроухим он лизать не намерен, однако сверху солнце тут же заслонила текучая и бесшумная тень.

— Прикажу — и станешь, — спокойно констатировал подошедший заглянуть на пленников эльфийский часовой в переливающейся серым и зелёным одежде.

Перворождённый утолил своё любопытство — а может, и счёл в должной мере удовлетворённым свой служебный долг — и совсем уж собрался уйти. Однако замер полуобернувшись и прислушивался.

Ибо Ларка подробно, с душераздирающими подробностями и скабрезными намёками перечислял, что именно этому … и этому … эльфу надлежит сделать со своей задницей. Громким, чётким и неплохо поставленным командным голосом он прошёлся по возможной родне солдата, не обойдя вниманием ни более чем сомнительное тех происхождение, ни сексуальные привычки и отклонения. Судя по его словам, ни одно приличное сообщество зоо-некро-филов отныне не открыло бы свои двери для остроухих. А даже самый клубничный притон под красным фонариком не пустил бы эльфов и на порог, вполне резонно опасаясь за моральный облик трудящихся там развратниц и извращенцев.