Гэв Торп - Малекит

Из всех эльфов эллирийцы отличались наибольшей словоохотливостью и на ходу постоянно болтали между собой. Анельтайн тут же завел разговор с Каратрилем.

Сперва, по обычаю всех воинов, они поговорили о своих родных землях: сравнили женскую красоту, качество вина и прочие достоинства своих княжеств. Но вскоре разговор перекинулся на товарищей по отряду, а затем на нагаритян.

— Ничего не скажешь, они сдержанны, — говорил Анельтайн. — Конечно, по нашим меркам, все остальные эльфы молчуны, но нагаритяне говорят одно слово там, где надо бы сказать десять, и вообще молчат тогда, когда можно обойтись одним.

— Князь Малекит достаточно красноречив, — возразил Каратриль.

— Князь? Еще бы, он умеет произносить речи не хуже других, — признал эллириец. — Но он был послом Бел Шанаара к Верховному королю гномов, а я слышал, что их народ тоже не особо словоохотлив. Подозреваю, что последние две сотни лет ему приходилось говорить только для того, чтобы заполнить тишину. Нет, нагаритяне отличаются от нас: на них лежит тень.

— Ты не доверяешь им? — шепотом спросил Каратриль и бросил взгляд на едущих впереди рыцарей Анлека.

— Это слишком сильно сказано, — ответил Анельтайн. — Я с радостью буду сражаться бок о бок с ними, и я доверю им в бою свою жизнь. Просто мне неловко в их обществе. Мне не нравится их серьезность. На мой вкус, они слишком мало смеются, да и то чаще с горечью.

— Согласен, их бывает трудно понять, — сказал Каратриль. — Мы порой даже не в состоянии представить, что ими движет. Они остались людьми Аэнариона. Даже те, кто не застал страшные времена, выросли на рассказах о них. Возможно, они правы, что не смеются, потому что им есть о чем горевать. Они пострадали гораздо больше прочих, и их раны по-прежнему кровоточат.

— Смех лечит любую рану. Он поднимает дух и изгоняет страх.

— Боюсь, что бывают раны слишком глубокие. Я, например, рад, что выступаю вместе с ними, а не против них. Многие нагаритяне покинули Ултуан и уплыли в колонии, потому что их гнала жажда схватки и тяготил мир. Мне трудно представить, как можно добровольно искать опасности, но в Нагарите воинское ремесло почитают за самое почетное. Не сомневаюсь, что любой из этих рыцарей пролил за морями больше крови, чем любой из нас прольет за всю свою жизнь.

— Наверняка, и от этого они еще больше беспокоят меня, — произнес Анельтайн. — Я слышал, что в Анлеке все еще в ходу заведенные Аэнарионом ритуалы: с рождением ребенка для него выковывают копье и меч и дарят ему. Они узнают названия оружия раньше, чем имена родителей, и младенцами спят в щитах, как в колыбели. Словом, как ты верно говоришь, лучше быть в битве на их стороне.

В полном согласии в этом вопросе они перешли к разговору об обычаях своих земель.

Солнце начало двигаться к западному краю горизонта, и тут Малекит снова объявил привал. Отряд собрался вокруг князя. Вороньих герольдов нигде не было видно.

— Скоро наступит ночь, и нам необходимо быть начеку, — заявил князь. — Вороньи герольды расчищают путь через лес, чтобы мы могли пробраться незамеченными. Когда они вернутся, мы помчимся что есть мочи. До полуночи над горами взойдет Сариор, и мы должны войти в туннель до того, как она прольет на нас свой свет. Мы не знаем, что нас ждет там, и, когда мы выступим, я не смогу отдавать приказы, потому что придется двигаться в полной тишине.

Малекит развернулся на месте и встретил яростные взгляды смотревших на него воинов.

— Я могу сказать вам только одно. Щадите тех, кто сдается, и не жалейте тех, кто сопротивляется. Я не знаю, каких ужасов нам следует ожидать и какие мерзости творятся за стенами крепости. Пусть ничто вас не смущает. Пусть вас ведут ваши мечи, потому что, хоть мы и несем милосердие, я не хочу, чтобы кто-то из вас погиб этой ночью. Молитесь Азуриану, благодарите Ишу, но не забудьте замолвить словечко перед Каином, потому что мы вступаем в его кровавое царство!

После речи князя отряд ожидал разведчиков молча. Солнце зашло, и небо зажглось звездами. Ветер усилился и принес с севера холод, так что Малекит плотнее закутался в плащ. Всадники проверяли доспехи и упряжь.

Малекит спешился, чтобы размять ноги, и прохаживался взад-вперед в ожидании. Ждать пришлось, впрочем, недолго — вскоре, почти невидимый в темноте, вернулся один из вороньих герольдов. Князь снова вскочил в седло, и отряд тронулся рысью.

Всадники Малекита сделали небольшой крюк, чтобы объехать Эалит и подобраться к крепости с севера. В темноте князь издали разглядел замок — от зажженных огней его стены отсвечивали красно-желтым сиянием. Крепость стояла на огромном каменном утесе. Оттуда доносились смех и пронзительные крики, а вокруг башен плясали странные тени.

Самая высокая башня поднималась к звездам, а из ее узких окон лился неестественный зеленый свет. Свет на мгновение мигнул, и Малекит поморщился: князя охватила необъяснимая уверенность, что его обнаружили. Но это невозможно, ведь, укутанные в черные плащи вороньих герольдов, эльфы двигались как тени.

Эалит скрылся из виду за деревьями, и Малекиту пришлось пригнуться, чтобы поднырнуть под раскидистые ветки. В лесу царила темнота, лишь редкие отблески звездного света пробивались через густые кроны. Следуя примеру князя, отряд спешился и повел лошадей в поводу.

В центре рощи рос огромный дуб высотой не меньше сторожевой башни, и, когда Малекит провел своего коня под массивными корнями, остальным почудилось, что он исчез. Оказалось, что как раз тут вход в туннель, по высоте и ширине под стать городским воротам. Малекит вытащил из ножен меч, и его голубое пламя засветилось в темноте путеводным маяком. По рядам передали фонари, и каждый десятый всадник приторочил горящую лампу к седлу, чтобы освещать дорогу едущим за ними. Отряд двинулся по извилистому подземному ходу.

Вскоре проход начал подниматься, заворачиваясь спиралью и сужаясь. Но затем проход снова расширился, и отряд перестроился в шеренги по пять всадников. Малекит поднял руку — и воины остановились.

Впереди стояла стена голого камня. Малекит подъехал к ней и принялся тихо читать заклинание. Затем он поводил в воздухе перед собой мечом, и за светящимся кончиком оставались сверкающие в темноте линии голубого огня. В воздухе повисла яркая голубая руна. С последним словом Малекит разрубил ее мечом — и туннель наполнился ослепительным светом. На месте стены образовался широкий арочный проем, за которым лежал крепостной двор.

— Вперед! — выкрикнул Малекит и пустил коня в галоп.

Всадники пришпорили лошадей и, выставив перед собой копья, ворвались в замок.

Двор замка представлял собой кромешный ад. От дюжины медных жаровен поднимался ядовитый дым. На белых стенах кровью были выписаны грязные руны, а рядом наготове кучками сидели скованные, завывающие пленники.