Дмитрий Лебедев - Многоликое волшебство

Подкрепление было внушительным и как нельзя более своевременным, но и с ним все было не так-то просто. Проблемой было найти им адекватное задание, потому как привыкшие к вольнице моряки совершенно не готовы были строго выполнять приказы незнакомых им командиров. В связи с этим им надо было подобрать такую роль, при исполнении которой не потребовалось бы разбивать их на отдельные группки с одной стороны, и дать возможность действовать в достаточной степени автономно, с другой. С боевым духом, храбростью и отчаянностью все у них было в полном порядке, так что после непродолжительного, но достаточно бурного обсуждения, решено было поручить морякам, которые, к слову, на вид не особенно отличались от представлений Валерия о пиратах, глубокие рейды в тыл противника. Такое безумное по своей рискованности задание чуть ли не с восторгом было воспринято добровольным ополчением, потому что в этом они углядели особую степень доверия к ним.

Он же с Аврайей были откомандированы в распоряжение сэра Ринальда, ныне уже первого военного советника (неплохая карьера, хотя и не совсем понятная) для оказания магической поддержки. Дракону скорее отводили роль психологического оружия, которое должно было повергать мондарков в ужас, а уж воинам предстояло использовать его, доводя до смертельного. Валерию же надо было поработать над созданием иллюзий, дабы ловушки и западни, подготавливаемые Ринальдом, выглядели поубедительнее.

Поручения вполне понятные и даже вполне почетные, но почему-то не вызвавшие в нем прилива энтузиазма. Столько же радости он ожидал увидеть и в глазах дракона, когда ей сообщат об этом. Все, конечно, понятно, что Руффус скорее всего будет занят непосредственным магическим поединком и, по крайней мере до его окончания, ничем помочь не сможет, а придворный книжник императора Луккуса в лучшем случае способен лечить замковых крыс от сглаза. Все понятно, но от этого не многим радостнее.

Ладно, надо собираться, а то не успеешь к обеду, а на голодный желудок — что за дорога? Так, одно издевательство. И зачем только распаковывался вчера? Другого времяпрепровождения, можно подумать, найти не мог.

Он вышел с большим запасом. Проходя через раскинувшийся насколько хватает глаз лагерь, он с удивлением обнаруживал, что нечто однородное, что он привык воспринимать, как Хаббад и хаббадцев, на самом деле существует лишь в его воображении. Есть многие народы, населяющие огромное государство, каждый со своей культурой, своими представлениями о мире и, более того, со своим внешним видом. С этой точки зрения пестрая и разношерстная толпа мондарков, изначально принимаемая сборищем многих сотен народов степей, кажется вся на одно лицо. Они все темноволосы, за исключением разве что непонятно откуда взявшейся гвардии, с узким миндалевидным разрезом карих глаз, как правило низкорослы и суховаты, тогда как хаббадцы могут иметь любые оттенки цвета глаз, волос, обладать любым телосложением, ростом. Думать о них, как о едином народе гораздо сложнее, и помогает в этом только объединяющая все императорская власть. Наиболее заметно это при взгляде на нивелирующую почти все различия форму императорской гвардии, потому как любое подразделение нерегулярной армии выглядит уже лоскутным одеялом, сшитым неловко и без вкуса.

Встречались среди хаббадцев и люди, как две капли воды похожие на мондарков, но жили они, как это ни странно, не в приграничных южных областях, а на дальнем востоке. Эти выглядели почему-то особенно озлобленными и исполненными исступления от предвкушения скорого боя. Может быть от того, что их часто путали с врагами, а может, и из-за большей дикости тех отдаленных мест, куда как отсталых на фоне остального Хаббада.

В целом же, в лагере царило настроение, которое можно было бы охарактеризовать достаточно противоречивым словосочетанием: напряженное спокойствие. Никакой паники. Она уже умерла, потому что люди в достаточной степени перегорели, чтобы не поддаваться первому же эмоциональному порыву. Осталось только ожидание неизбежного и пожелания ему произойти поскорее, но напряжение по-прежнему оставалось крайне высоким.

Первая линия оборонительных укреплений располагалась поперек основной дороги, связывавшей север Хаббада с югом, в том самом месте, где она в полудне пути от города проходила между двумя достаточно крутыми холмами. Сразу же за холмами начинались сплошные дремучие леса, уводящие в незамерзающие болота, так что противнику не оставалось другого пути в столицу. Здесь же, подготовив заранее позиции, обороняющиеся встречали мондарков, используя на своей стороне саму природу. Лучшего места для главного сражения не придумаешь. Подготовлены заранее ловушки, засады. Просчитанные варианты позволяли надеяться, что изначальное расположение сил произведено таким образом, что навряд ли сложится ситуация, которая потребует внезапного масштабного перестроения. По сути, сэру Ринальду все равно, когда начнется сражение, потому как размещение войск в лагере максимально приближенно к боевому, а в первоначальный план входило: заманить значительные силы противника внутрь лагеря, где уже беспорядок и низкая проходимость местности, заставленной к тому же палатками, телегами и прочими препятствиями, станут проблемой многочисленной конницы мондарков. Имперские же войска должны будут отступить на холмы и ближе к городу, где выстроен уже второй оборонительный рубеж.

Отряд подоспевших вчера моряков был отправлен, не заходя в лагерь, в обход через леса, и должен был к завтрашнему утру быть готовым ударить в тыл противнику по первой же команде. Конечно, для тылового удара всегда лучше кавалерия, так как только она может обеспечить достаточную мобильность, чтобы между появлением засадных войск и их ударом не успело пройти паническое удивление, но выбирать не приходилось, в том числе и из-за того, что хаббадцы сами заняли такие позиции, что в обход можно было пустить только пехоту. На непроходимости лесов для мондаркских всадников и строился весь расчет. Ничего, если моряки вовремя нанесут удар, и так должно получиться неплохо. К тому же и Валерий, наложивший на них чары, говорит, что если Серроуса в этот момент не будет на поле, то приближение отряда может обнаружить только дозор, оставленный в тылу, который волей-неволей придется убирать, а в практике реальных сражений этого фактически не встречается.

Перед тем, как оставить лагерь, Руффусу совершенно не хотелось навещать Валерия, который наверняка тут же начнет ворчать и вновь отговаривать его. Вообще, это казалось странным, но с тех пор, как чародей сбрил бороду и, соответственно, внешне помолодел, сварливости в нем только поприбавилось. Как будто тот образ умудренного пожившего на свете и многое видевшего не хотел так просто сдавать позиции и проявлял себя в непрерывном ворчании. Это уже напоминало карикатуру на того Валерия, которого он знал по Эргосу. Вместо степенного и загадочного мэтра, немногословного и произносившего каждое слово так, словно над ним он размышлял по меньшей мере год, откуда-то пробился достаточно молодой человек, по крайней мере, даже пожилым его называть еще рановато, извергающий бесконечные потоки слов, словно бы в озлоблении на ту роль, которую приходилось ему играть на протяжении многих лет.