Гай Кей - Древо Жизни

Утром они снова посадили ее на спину лебедя и, разумеется, на этот раз привязали. Теперь Авайя летела на северо-запад, никуда не сворачивая, и постепенно дымившаяся вершина горы начала уплывать в сторону, а к концу третьего дня их путешествия, уже на закате, они оказались в стране вечных снегов и льдов. Здесь царил жестокий холод, и Дженнифер наконец увидела сам Старкадх, подобно гигантскому зиккурату возвышавшийся над заснеженными вершинами, и начала кое-что понимать.

И во второй раз Кимберли пришла в себя, обнаружив, что лежит в своей постели в домике Исанны. Вот только самой Исанны там не было. А рядом с Ким сидел Тирт и смотрел на нее своими темными, глубоко посаженными глазами.

Она вспомнила, что с ней произошло, когда почувствовала боль в запястье и, поднеся руку к глазам, увидела черный рубец там, где в ее плоть впился браслет с веллином. И, вспомнив все, она только головой покачала.

— Если бы не веллин, я бы, наверное, умерла, — сказала она и показала Тирту рубец на запястье.

Он не ответил, однако она чувствовала, как напряжено все его мускулистое тело. Особенно когда она заговорила. Она огляделась; судя по теням за окном, было уже далеко за полдень.

— Второй раз уже тебе пришлось тащить меня сюда, — сказала она сочувственно.

— Это не должно тебя беспокоить, госпожа, — тихим хрипловатым голосом ответил он, как всегда застенчиво потупясь.

— Вообще-то без конца падать в обморок мне совершенно несвойственно…

— Да мне бы это и в голову никогда не пришло! — Он снова опустил глаза.

— Так что там на самом деле случилось с вашей горой? — спросила Ким, почти не желая услышать правду.

— Все уже кончилось, — сказал он. — Как раз перед тем, как ты очнулась. — Она кивнула. Так и должно было быть.

— Ты что же, весь день возле меня просидел?

Он с виноватым видом посмотрел на нее:

— Ну, не весь день… Прошу прощения, госпожа, но животные перепугались, и мне пришлось…

Она подавила желание улыбнуться. Господи, при чем тут какие-то животные!

— У меня там чайник кипит, — снова заговорил Тирт. — Если хочешь, я могу приготовить тебе питье.

— Да, пожалуйста.

Она смотрела, как он, прихрамывая, пошел к очагу. Движения его были аккуратны, экономичны. Он приготовил ей какой-то травяной отвар и поставил котелок на столик возле кровати.

И она решила: пора.

— Тебе больше не нужно притворяться. И хромать тоже не нужно, — сказала она.

Надо отдать ему должное: он отлично владел собой. Лишь в темных глазах на мгновение промелькнула искра сомнения; но руки его, когда он наливал ей питье, ничуть не дрожали. Потом он снова сел возле ее постели и некоторое время молча смотрел на нее.

— Это она тебе сказала? — наконец спросил он, и Ким впервые услышала его настоящий голос.

— Нет. Она-то как раз мне солгала. А потом призналась, что не может раскрыть эту тайну, ибо она ей не принадлежит. — Ким поколебалась, но все же сказала: — Я узнала это от Эйлатина. Там, у озера.

— Я видел. И восхищался тобой.

Ким почувствовала, как на лбу опять появляется знакомая вертикальная морщинка.

— Ты знаешь, что Исанны больше нет? — Она старалась говорить как можно спокойнее.

Он кивнул.

— Это-то я знаю. Вот только не понимаю, что с ней произошло… И твои волосы…

— Она хранила у себя в тайнике Локдал! — с вызовом начала Ким. Ей почти хотелось причинить ему боль. — И она решила… сама им воспользоваться.

Он вздрогнул, и ей стало стыдно за свое тайное желание. Она обратила внимание, каким детским жестом он невольно прижал пальцы к губам. Смешно! Такой взрослый мужчина!

— Нет, не может быть! — выдохнул он. — Ах, Исанна! — В голосе его звучала искренняя боль.

— Так ты понимаешь, ЧТО она сделала? — Вопрос этот таил ловушку, но ей уже не хотелось его мучить. Слишком больно и тяжело было обоим.

— Да, я знаю, на что способен этот кинжал. Я не знал только, что она хранила его здесь. Она, должно быть, очень любила тебя.

— Не только меня. Всех нас. — Ким опять запнулась. — А меня она видела во сне еще двадцать пять лет назад. До того, как я родилась… — Но легче от этих слов ей не стало. Да и чем можно было облегчить эту боль?

Глаза его широко раскрылись от удивления:

— Этого я не знал!

— А откуда ты мог это знать? — Он, похоже, воспринимал свои просчеты как нечто в высшей степени оскорбительное для себя. Однако ей было необходимо сказать ему и еще кое-что. И она вспомнила вдруг, что произносить вслух его имя здесь запрещено. — Сегодня в полдень умер твой отец, Айлерон.

Он промолчал. Они некоторое время посидели в тишине, и старший сын Айлиля первым нарушил молчание:

— Я знаю, — сказал он. — Послушай сама.

И она услышала: казалось, все колокола в Парас-Дервале звонят разом. То был похоронный звон в честь умершего короля.

— Мне очень жаль! — сказала она искренне.

Губы его дрогнули, он отвернулся и стал смотреть в окно. «Ах ты, ублюдок бессердечный! — сердито думала Ким. — Он знает, видите ли!» Надо было посильнее ему врезать! Она уже собиралась «добавить», но тут Айлерон вдруг совсем повернулся к ней спиной, и она успела заметить, что по щекам его текут слезы.

Она даже вздрогнула от неожиданности и, разумеется, сразу же приступила к самобичеванию. Господи, да разве так можно с человеком! Похоже, мысли этого Айлерона действительно трудно прочесть, но как она-то могла НАСТОЛЬКО в нем ошибаться? Ну и заносит же ее! Типичная Ким Форд, даже смешно. С удовольствием посмеялась бы, да только вот здешние жители ее не поймут — они ведь столько надежд собираются на нее возложить, особенно теперь. А зря. Ей ведь подобная роль совсем не подходит. Она чересчур импульсивна, крайне недисциплинированна и недостаточно скромна — в общем, самая заурядная особа, которая кончает интернатуру в Торонто. Ну и что, черт побери, ей теперь со всем этим делать?

Пока что, во всяком случае, она явно ничего сделать не могла. А потому лежала очень тихо, почти не шевелясь, и через некоторое время Айлерон сам повернулся к ней, поднял свое загорелое бородатое лицо и сказал:

— После того как умерла моя мать, он очень сильно переменился и больше уж никогда не был прежним. Он как-то… зачах, что ли. Поверишь ли, он ведь когда-то был поистине великим правителем!

Тут она все-таки могла ему чем-то помочь.

— А я это видела — тогда, у озера. Мне Эйлатин показал. Я знаю, Айлерон, что твой отец был великим человеком.

— Я старался присматривать за ним, пока хватало сил и терпения. — Теперь он уже полностью владел собой. — Но потом терпение мое лопнуло. Во дворце так и кишели различные группировки и фракции, и всем страшно хотелось, чтобы отец отошел от дел и уступил трон мне. Двоих мерзавцев, которые говорили об этом в моем присутствии, я попросту убил, но отец все равно стал подозрительным. Стал всего опасаться. И мне больше не удавалось поговорить с ним по душам.