Гай Кей - Повелитель императоров

— Это не так, — отвечает он. Говорить трудно. Его все еще трясет.

Она изменилась, и теперь в ней не узнать императрицу. Конечно, это способ выжить, пересечь сушу и море. Приехать сюда. Туда, где он живет. Чтобы стоять, глядя вверх. Ее темные волосы снова отрастают, но пока еще они короткие. На ней добротное дорожное платье, темно-коричневое, с поясом, с широким капюшоном, откинутым назад. Ему видно, что она не красит губы, глаза и щеки и совсем не носит украшений.

Он только начинает понимать, каким был для нее этот год.

Он с трудом глотает слюну.

— Госпожа…

— Нет, — быстро произносит она. Поднимает руку. — Я не госпожа. Здесь. — Она слабо улыбается. — Они думают, что я некое недостойное создание.

— Меня это не удивляет, — удается выговорить ему.

— Пришла, чтобы соблазнить тебя восточным развратом.

В ответ на это он молчит. Смотрит на нее.

Прошел год с тех пор, как она сбросила свой плащ на каменистом берегу, потеряла любимого более стремительно, чем убивает чума, отказалась от прежней жизни. Вглядываясь в ее лицо, он замечает неуверенность, хрупкость. И вспоминает розу в ее комнате.

Она тихо говорит:

— Я сказала тогда на острове… что доверяю тебе. Он кивает головой:

— Я помню. Только я не понимал, почему.

— Я знаю, что ты не понимал. Тогда я пришла за тобой во второй раз.

— Знаю. Когда я приехал. Почему? Почему тогда? Она качает головой:

— Не могу объяснить. Нет ясной причины. Я думала, что ты закончишь свою работу и покинешь нас.

Он криво усмехнулся. Теперь ему это удалось. Прошло уже достаточно времени.

— Вместо этого я сделал половину работы и покинул вас.

Выражение ее лица осталось серьезным.

— Ее у тебя отняли. Иногда половина — это все, что нам позволено. Все, что у нас есть, могут отнять. Я всегда это понимала. Но иногда… можно последовать за человеком. Опять я тебя спустила на землю?

Он все еще дрожал.

— Три раза? Я недостоин. Она качает головой:

— А кто достоин? — Ты?

Она слегка улыбается. И снова качает головой:

— Я тогда спросила у тебя, как ты жил дальше. Потом. На острове, на берегу. В его снах.

— Я даже не смог ответить. Я не знал. И по-прежнему не знаю. Но я был жив только наполовину. Слишком много горечи. В Сарантии все начало меняться. Но даже тогда я… пытался держаться в стороне, сам по себе. Наверху.

На этот раз она кивает головой: — Тебя сманила вниз испорченная женщина.

Он смотрит на нее. На Аликсану. Стоящую здесь.

Он видит, как она размышляет, рассматривает все нюансы.

— У тебя… будут из-за меня неприятности? — спрашивает она. Все еще эта неуверенность.

— В этом я не сомневаюсь. — Он пытается улыбнуться. Она снова качает головой с обеспокоенным видом.

Показывает на дальнюю стену.

— Нет, я имею в виду, что люди могут узнать меня по этому панно.

Он делает вдох и выдох. И наконец-то понимает, что именно ему дано разрушить ее неуверенность.

— Тогда мы уедем туда, где тебя никто не узнает, — слышит он свой голос.

Она закусывает губу:

— Ты готов это сделать?

И он отвечает, снова втянутый в стремительно несущийся поток времени и мира:

— Тебе будет трудно придумать такое, чего я не сделал бы ради тебя. — Он крепко сжимает лестницу. — Этого… достаточно?

Выражение ее лица меняется. Он наблюдает, как оно меняется. Она снова закусывает губу, но теперь это означает нечто другое. Он знает, он уже видел такое выражение лица.

— Ну, — говорит она голосом, который всегда звучал у него в ушах, — мне все еще хочется иметь дельфинов.

Он кивает головой, притворяясь рассудительным. Сердце его полно света.

Она добавляет после паузы:

— И ребенка?

Он ахает и спускается вниз с помоста. Она улыбается.

«Думаю, если бы мне подарили месяц в Античности и позволили провести его там, где я предпочту, я бы провел его в Византии, незадолго до того, как Юстиниан открыл Святую Софию и закрыл Академию Платона. Думаю, я бы мог найти там, в одной из маленьких винных лавок, мозаичника-философа, который сумел бы ответить на все мои вопросы, ибо сверхъестественное к нему ближе…»