Гай Кей - Львы Аль-Рассана

С другой стороны, это они решили устроить сегодня праздник и всю неделю были заняты приготовлениями. Они выдворили из кухни повара и сами готовили сласти. Жена с сочувствием отнеслась к его желанию провести этот день тихо и попыталась их остановить, но все без толку. Когда обе девочки заодно, сама идея остановить их выглядит наивно.

Зная, что его уже ждут дома к праздничному столу, Альвар поспешно шагал вдоль причала, где корабли со всего света разгружали и загружали товары. Он искал и нашел корабль под флагом Эспераньи: желтое солнце на бледно-голубом поле, над ним корона королевы Васки.

Мальчишка из доков принес записку в их приемную. У капитана для них есть письмо. Альвар сначала закончил прием больных и пошел за письмом.

Он не узнал капитана, который разрешил ему подняться на борт. Они обменялись шутками.

Он узнал почерк и печать и глубоко вздохнул, принимая из рук капитана пакет в пятнах соли. Он был адресован ему и Джеане, обоим, так что, поблагодарив и вручив капитану серебряную монету, Альвар сошел по деревянному трапу на пристань и вскрыл письмо. Обычно он давал читать письма из Эспераньи сначала Джеане, но сегодня день его рождения, в конце концов, и он позволил себе такую роскошь. И тут же пожалел об этом.

«Дорогая Джеана, дорогой Альвар, — прочел он, — да хранят и оберегают бог и его сестры вас и всех, кого вы любите. У нас все в порядке, хотя, как вы, наверное, слышали уже от других, события этим летом происходили бурные…»

Альвар прекратил читать, сердце его сильно забилось. Они ничего не получали от других. Он снова вернулся к кораблю. Позвал капитана. Капитан перегнулся через поручни и посмотрел на него сверху.

— Что произошло на полуострове? — крикнул Альвар. Он говорил на эсперанском. Несколько голов повернулось к ним.

— Вы не знаете? — воскликнул капитан.

— Вы — первый корабль из Эспераньи в этом месяце.

— Тогда я могу стать первым вестником! — сказал капитан, явно довольный. Он поднял соединенные руки ко лбу и сделал знак солнечного диска. — Этим летом Бельмонте взял Картаду и Альджейс, а потом ему сдалась Тудеска! Рамиро Великий въехал на своем черном коне в море в устье Гвадиары. Джад снова завоевал Аль-Рассан! Полуостров опять принадлежит Эсперанье!

Народ в гавани зашумел. К тому времени, когда Альвар попадет домой, новость уже разлетится по всей Соренике. Надо спешить!

Он быстро пошел прочь, почти побежал, едва успев бросить через плечо «спасибо». В доме сегодня есть люди, которых надо предупредить заранее, как-то защитить от этой новости.

По правде говоря, он и сам нуждался в защите.

Поспешно шагая через базар, Альвар вспоминал ту давнюю ночь к северу от Фезаны, когда король Рамиро объявил ему и сэру Родриго о своем твердом намерении въехать на коне в море, окружающее Аль-Рассан, и забрать себе земли, которые оно омывает.

Теперь он это сделал. Рамиро Великий. Прошло почти двадцать лет, но он это сделал. Он стал королем Эспераньи. Королем Вальедо, Руэнды, Халоньи. Аль-Рассана, хотя это имя теперь исчезнет. Начиная с этого лета это название будут употреблять лишь поэты и историки.

Сжимая письмо, Альвар припустил бегом. Люди с любопытством смотрели на него, но теперь по улице бежали и другие люди, несущие те же новости. Он пробежал по переулку, мимо их приемной. Закрыто. К этому времени все уже собрались в его доме. На праздник. Чтобы весело отметить день его рождения.

Альвар чувствовал, что ему необходимо будет выплакаться, до того как закончится этот день. И не ему одному.

Входные двери его дома были распахнуты. Он вошел. Никого не видно. Наверное, они все во внутреннем дворе, ждут его. Он остановился перед зеркалом, пораженный своим видом. Мужчина с каштановыми волосами, с немодной бородой, начинающий седеть. А сейчас еще и бледный. Такой бледный, что будь он собственным пациентом, то прописал бы немедленный отдых. Он получил удар. И очень болезненный.

Он услышал на кухне голоса и повернул туда. В дверях он остановился. Его жена была там, все еще в рабочей одежде, проверяла маленькие пирожные и пирожки, которые пекли девочки. Даже сейчас, даже после только что случившегося с ним, Альвар вознес богу и лунам благодарность за этот дар любви, такой неожиданный, такой совершенно незаслуженный.

Он откашлялся. Она оглянулась и посмотрела на него.

— Ты опоздал, — весело сказала она. — Дина, твоя маленькая любимица, грозилась… — Она замолчала. — Что случилось?

Как сказать такое?

— Аль-Рассан пал. — Он услышал свои слова так, словно их отражало эхо, как это было в долине Эмин ха'Назар. — Этим летом. Весь полуостров теперь принадлежит джадитам.

Его жена сложила за спиной руки и прислонилась к столику у очага. Потом быстро сделала три шага вперед по каменному полу и обняла его, прижалась головой к его груди.

— Ох, любимый, — сказала она. — Ох, Альвар, наверное, это так тяжело для тебя. Что я могу сказать?

— Все здесь?

— Почти. Ох, дорогой, — сказала Мариза бет Реццони, его жена, коллега его и Джеаны, дочь его учителя, мать его детей, свет его дней и ночей. — Ох, Альвар, как ты им скажешь?

— О чем скажешь? — спросила Джеана, входя на кухню. — В чем дело? Что-то с детьми?

— Нет. Нет, не это, — ответил Альвар и замолчал.

Он смотрел на первую женщину в своей жизни, которую полюбил. Знал, что будет любить ее до самой смерти. Она до сих пор, с сединой в волосах и смягчившимися чертами лица, оставалась той же потрясающей мужественной женщиной, с которой он много лет назад ехал через Серранский хребет к эмиру Рагозы Бадиру.

Снова в коридоре послышались знакомые шаги.

— Мы здесь! — крикнул Альвар, повысив голос. — На кухне. — Так даже лучше, в каком-то смысле.

Вошел Аммар, почти не опираясь на палку, остановился в дверях, а потом подошел и встал рядом с женой. Он посмотрел на Джеану, на Маризу, на Альвара. Положил руку на плечо Джеаны и произнес своим красивым голосом:

— У Альвара те же новости, что и у меня. Он пытается придумать, как нас уберечь. В основном меня, я думаю.

— В основном тебя, — тихо согласился Альвар. — Аммар, мне так жаль.

— Прошу вас! — воскликнула Джеана. — В чем дело? Муж отпустил ее, и она повернулась к нему.

— Я собирался подождать, пока закончится праздник Альвара, но теперь уже нет смысла. Пришел корабль из Эспераньи, любимая. Этим летом Фернан Бельмонте взял Картаду и мой родной Альджейс, где поют соловьи. Сразу же после этого Тудеска открыла свои ворота. Эти три города были последними.

Альвар увидел, что его жена, которая единственная из четверых никогда не бывала на этом любимом, измученном полуострове, плачет. Мариза умела чувствовать боль, которую видела, умела принять ее в себя. Это была часть ее врачебного дара, и она иногда пугала Альвара.