Гай Кей - Тигана

«Как это умно со стороны мертвецов использовать новенькие стрелы», — сардонически отмечал Сифервал в своем докладе, который отправил на север с двумя капитанами. Его люди поспешно удалились, побледнев от страха при виде выражения лица Альберико. В конечном счете именно Третья рота допустила гибель двадцати пяти своих солдат, а потом послала еще сотню неумех, которые лишь стали предметом насмешек в горных районах.

Все это привело Альберико в бешенство. Ему пришлось бороться с желанием сжечь дотла ближайшее горное селение, но он понимал, что такой поступок будет еще более разрушительным. Он уничтожит все преимущества, завоеванные его сдержанностью и целенаправленными действиями в деле заговора Сандрени. В ту ночь у него опять начало опускаться веко, как в начале прошлой осени.

Он питал такие большие надежды после поразительного падения матриархата в Квилее. Открывался такой огромный, созревший новый рынок, настоящее золотое дно для Империи. И что самое важное, этот рынок оказался бы под эгидой Барбадиора благодаря неусыпным заботам хранителя западных границ Империи Альберико из Восточной Ладони.

Так много было надежд и обещаний, и так мало предвидел он сложностей. Даже если Мариус, этот искалеченный убийца жриц, на своем шатком троне предпочел бы одновременно торговать и с Игратом на западе, и с востоком, это не имело значения. Квилея достаточно велика, чтобы обе стороны не остались внакладе. На какое-то время. Очень скоро появится возможность заставить этого неотесанного мужика понять многочисленные преимущества торговли исключительно с Барбадиором.

Со времени создания Империи Барбадиор изобретено множество освященных временем способов, тонких и не очень, заставить людей видеть вещи в определенном свете. У Альберико имелось несколько собственных идей насчет новых способов убеждения мелких монархов, чтобы заставить их принять полезную для него точку зрения. И он твердо намеревался их опробовать, когда вернется домой.

Вернется императором. Потому что это, в конечном счете, и было главное, главнее всего. Вот только события этой весны складывались совсем не в его пользу.

Мариус Квилейский, спасибо ему, очень быстро прислал ответ на последнее, милостивое предложение открыть торговлю. Посланник передал его прямо в руки Сифервала в форте Ортиц.

К сожалению, чувство благодарности быстро развеялось, когда письмо дошло до Астибара. На этот раз его доставил сам Сифервал, понимая его важность. Смысл составленного в неожиданно изощренных выражениях послания, как бы вежливо и уклончиво оно ни было написано, был ясен и прям: правитель Квилеи с сожалением пришел к выводу, что Брандин Игратский представляет собой более сильную и твердую власть на Ладони, и поэтому, только начиная свой путь правителя, он не может рисковать навлечь гнев короля Играта, торгуя с Альберико, незначительным вельможей Империи, как бы ему того ни хотелось.

Такое письмо легко могло привести человека в убийственную ярость. Пытаясь овладеть собой, Альберико видел тревожное опасение в глазах своих секретарей и советников, и даже быстро спрятанный страх в глазах командира Третьей роты. Но когда Сифервал подал ему второе письмо, похищение и перлюстрацию которого из сумки чересчур болтливого квилейского эмиссара, как он объяснил, он так ловко организовал, Альберико почувствовал, что все самообладание от него ускользает.

Он вынужден был отвернуться, отойти к окнам в задней части кабинета и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы утихомирить свой кипящий мозг. Он почувствовал, как снова начинает предательски дрожать правое веко; от этого дрожания он так и не смог избавиться после той ночи, когда чуть не погиб в лесу Сандрени. Его громадные ладони железной хваткой вцепились в подоконник, он старался обрести равновесие, чтобы тщательно взвесить последствия перехваченного послания, но спокойствие превратилось в ускользающую иллюзию, а его мысли в утреннем свете солнца были черными и пенились, словно штормовое море.

Сенцио! Квилейский глупец хотел связаться с этими развратными марионетками из девятой провинции! Почти невозможно поверить, чтобы даже новичок на мировой политической арене мог быть таким идиотом.

Стоя спиной к советникам и командирам, невидящими глазами глядя в окно на слишком ярко освещенную Большую площадь, Альберико вдруг начал размышлять о том, как он будет выглядеть в глазах остального мира. В глазах той его части, которая имела какое-то значение: императора, и тех, к кому он прислушивался, и кто считал себя соперниками Альберико. Как будут истолкованы эти новости, если Брандин Игратский начнет оживленную торговлю с югом, если купцы Сенцио будут бойко плавать мимо архипелага и вдоль побережья за пределы Тригии и горных цепей в порты Квилеи за теми легендарными богатствами страны, которыми она так долго ни с кем не делилась, пока там правили жрицы?

Если одной лишь Империи будет отказано в доступе к этому новому рынку. Отказано из-за того, что Альберико Барбадиорского сочли обладающим слишком непрочной властью на Ладони по сравнению с игратянином на западе. Альберико почувствовал, что начинает потеть; холодная струйка пота скользнула по его боку. Грудь сжала болезненная судорога в области сердца. Он заставил себя дышать медленно, пока судорога не прошла.

Казалось, то, что сулило столько обещаний, вдруг превратилось в кинжал, более острый и смертоносный, чем мог выковать любой из его врагов дома, в Барбадиоре.

Сенцио. Он думал и мечтал о девятой провинции все месяцы, покрытые льдом и снегом, ища в тревожные ночи способ прорваться, снова обрести контроль над ситуацией, которая все больше начинала управлять им, вместо того чтобы он управлял ею, как хозяин собственной судьбы.

И было это зимой, еще до этих новостей из-за гор.

Потом вскоре, когда первые цветы начинали зацветать в садах Астибара, пришли новые известия. В ту же неделю пришло сообщение с запада, будто кто-то пытался убить Брандина Игратского.

Пытался и потерпел неудачу. Одну приятную ночь Альберико провел, проигрывая во сне сценарии блестящего триумфа. Он снова и снова видел один и тот же сон, таким острым было удовольствие от этого сна, будто убийца — который воспользовался арбалетом, как стало известно, — осуществил свой замысел. О, это было бы так идеально, это так подошло бы ему по времени, так точно совпало бы с его нуждами. Это следовало бы считать даром, озарением, ниспосланным высшими богами Империи. Через год весь полуостров Ладони принадлежал бы ему, даже через полгода. Монарх-калека Квилеи, который так отчаянно нуждался в выходе во внешний мир, вынужден был бы принять любые условия торговли, которые Альберико поставил бы перед ним.