Гай Кей - Тигана

Когда они вернулись к Солинги, Дэвину хотелось лишь подняться к себе в комнату и закрыть глаза, оказаться подальше от людей, от вторгающейся суеты окружающего мира. Но, войдя в гостиницу, они с принцем вдруг услышали громкие приветственные крики в переполненной передней комнате, которые быстро распространились по всем залам. Они уже давно должны были начать первое из вечерних выступлений, и таверна Солинги была переполнена людьми, пришедшими послушать их игру, невзирая на все нарастающий на улицах шум.

Дэвин переглянулся с Алессаном. Музыка.

Эрлейна нигде не было видно, но они вдвоем медленно прошли сквозь толпу к возвышению между двумя залами. Алессан взял свирель, а Дэвин встал рядом с ним в ожидании. Принц выдул несколько пробных, мелодичных нот, а затем, ни слова не говоря, начал играть то, что и предполагал Дэвин.

При первых высоких, печальных нотах «Плача по Адаону», слетевших в плотно набитые залы, поднялся удивленный ропот, который быстро сменился тишиной. И в эту тишину Дэвин последовал за свирелью Алессана и высоким голосом запел «Плач». Но на этот раз он оплакивал не бога, хотя слова остались теми же. Не падение Адаона с его высоты, а падение Катрианы.

Люди после говорили, что никогда еще среди столиков у Солинги не было такой зачарованной тишины. Даже слуги и повара на кухне позади бара бросили свои дела, стояли и слушали. Никто не двигался, никто не издавал ни звука. Лишь играла свирель, и одинокий голос пел самый древний похоронный плач на Ладони.

В комнате наверху Алаис подняла голову от пропитанной слезами подушки и медленно села. Ринальдо, занимавшийся искалеченной рукой Сандре, повернул свое незрячее лицо к двери, и оба они замерли. И Баэрд, который вернулся сюда вместе с Дукасом и узнал новости, которые разбили его сердце, а ведь он считал, что этого с ним больше никогда не может произойти, слушал пение Дэвина внизу и чувствовал, будто его душа покидает его, как тогда, в ночь Поста, и летит сквозь тьму в поисках покоя, и дома, и придуманного в мечтах мира, в котором молодые женщины не умирают вот так.

На улице, куда доносились звуки свирели и этот чистый, жалобный голос, люди прекращали свою шумную погоню за слухами или за ночными удовольствиями и останавливались у дверей Солинги, слушая мелодию горя, звуки любви, прочно вплетенные в магию музыки, созданную чувством утраты.

И еще долго после этого в Сенцио вспоминали то нереальное, душераздирающее, совершенно неожиданное исполнение «Плача» в теплую, тихую ночь, ознаменовавшую начало войны.

Они исполнили всего одну песню и замолчали. Оба были совершенно опустошены. Дэвин взял у Солинги в баре две открытых бутылки вина и пошел вслед за Алессаном наверх. Дверь одной из комнат стояла приоткрытой. Это была комната Алаис и Катрианы. В дверях ждал Баэрд; он издал тихий задыхающийся звук и сделал шаг вперед, в коридор, и Алессан обнял его.

Они долго стояли, обнявшись, слегка раскачиваясь. Когда они разжали объятия, их глаза казались затуманенными, незрячими.

Дэвин вошел вслед за ними. Там были Алаис и Ровиго, Сандре, Ринальдо, Дукас и Наддо. Чародей Сертино. Все они набились в одну комнату, словно пребывание в комнате, из которой она ушла, может каким-то образом удержать возле них ее душу.

— Кто-нибудь догадался принести вина? — слабым голосом спросил Ринальдо.

— Догадался, — ответил Дэвин, подходя к Целителю. Ринальдо выглядел бледным и измученным. Дэвин бросил взгляд на левую руку Сандре и увидел, что кровотечение прекратилось. Он положил руку Ринальдо на одну из бутылок с вином, и Целитель стал пить из нее, не вспомнив о стакане. Вторую бутылку Дэвин дал Дукасу, который сделал то же самое.

Сертино смотрел на руку Сандре.

— Вам придется приобрести привычку маскировать эти пальцы. — Он поднял собственную левую руку, и Дэвин увидел уже знакомую иллюзию целых пальцев.

— Знаю, — ответил Сандре. — Но сейчас я чувствую себя очень слабым.

— Неважно, — сказал Сертино. — Если увидят, что у вас не хватает двух пальцев, вы погибли. Как бы мы ни устали, маскировка должна быть постоянной. Сделайте это. Сейчас.

Сандре сердито посмотрел на него, но круглое розовое лицо чародея из Чертандо не выражало ничего, кроме озабоченности. Герцог на мгновение прикрыл глаза, поморщился, потом медленно поднял левую руку. Дэвин увидел на ней все пять пальцев, или их иллюзию. Он никак не мог избавиться от мысли о Томассо, который умер в подземелье Астибара.

Дукас протянул ему бутылку. Дэвин взял ее и сделал несколько глотков, потом передал бутылку Наддо и сел рядом с Алаис на кровать. Она взяла его за руку, чего никогда не делала раньше. Глаза ее покраснели от слез, кожа казалась припухшей. Алессан тяжело опустился на пол возле двери, прислонился спиной к стенке и закрыл глаза. При свечах лицо его выглядело осунувшимся, скулы резко выступили.

Дукас прочистил горло.

— Нам лучше заняться планами, — смущенно произнес он. — Если она убила барбадиора, сегодня ночью в городе будет обыск, а что будет завтра, известно лишь Триаде.

— Сандре воспользовался магией, — сказал Алессан, не открывая глаз. — Если в Сенцио есть Охотник, ему грозит опасность.

— С этим мы можем разобраться, — яростно произнес Наддо, переводя взгляд с Дукаса на Сертино. — Однажды мы уже это сделали, вспомните. А с тем Охотником было более двадцати человек.

— Вы не в горах Чертандо, — мягко напомнил ему Ровиго.

— Не имеет значения, — возразил Дукас. — Наддо прав. Нас окажется достаточно на улице, и с нами будет Сертино, чтобы указать на Охотника, и если мы не сможем устроить потасовку, в которой Охотника убьют, мне будет стыдно за своих людей.

— Это рискованно, — сказал Баэрд.

Дукас внезапно улыбнулся волчьей улыбкой, холодно и жестко, без всякого веселья.

— Сегодня я с удовольствием рискну, — сказал он. Дэвин хорошо понял, что он имел в виду.

Алессан открыл глаза и посмотрел на них.

— Так сделайте это, — сказал он. — Дэвин может передавать нам от вас сообщения. Мы уведем отсюда Сандре, обратно на корабль, если понадобится. Если вы пришлете сообщение, что…

Он замолчал, потом одним гибким движением вскочил на ноги. Баэрд уже схватил свой меч, который стоял у стены. Дэвин встал, выпустив руку Алаис.

Со стороны наружной лестницы снова донесся шум. Потом чья-то рука открыла раму наружу, и Эрлейн ди Сенцио, осторожно перешагнув через подоконник, вошел в комнату с Катрианой на руках.

В мертвой тишине он несколько мгновений смотрел на них всех, впитывая немую сцену, потом повернулся к Алессану.

— Если вас беспокоит магия, — произнес он тонким, как бумага, голосом, то вам надо беспокоиться еще сильнее. Я только что израсходовал очень много энергии. Если в Сенцио есть Охотник, то весьма вероятно, что все, кто окажется рядом со мной, будут схвачены и убиты. — Он замолчал, потом очень слабо улыбнулся. — Но я поймал ее вовремя. Она жива.